Бессмертие субъекта. Рецензия на книгу А.Бадью
В 2022 году вышла книга с, как справедливо утверждают издатели, несколько тщеславным названием, а именно: «Ален Бадью об Алене Бадью». Однако, если вдуматься, это название не столько тщеславно, сколько вызывающее. Книга самим своим названием говорит о том, что «Автор жив» несмотря на то, что уже несколько десятилетий утверждается смерть Автора. Такая интерпретация названия звучит вполне в духе самого Бадью.
Если апостол Павел, про которого Бадью написал книгу «Апостол Павел и обоснование универсализма» несет благую весть воскрешения Христа, то сам Бадью пытается нести благую весть воскрешения Автора, Субъекта, Истины, Универсальности. «Нет ни Эллина, ни иудея» — эта фраза Павла во многом служит принципом для Бадью, который максимально скептично относится к крайнему партикуляризму современного общества. За раздробляющей политикой идентичности, которая изобретает идентичности вроде «темнокожий вегетарианец — гомосексуалист», «серб-инвалид-пастафарианец» Бадью видит обратную сторону, а именно тотальную унификацию общества глобальным финансовым капиталом. За видимым многообразием скрывается жесткая унифицирующая тенденция либерального общества, которое терпимо лишь до той поры, пока не нарушаются его собственные жестко заданные правила.
Бадью же провозглашает, что будь вы негр, католик, гомосексуалист или даже хорват-бисексуал, вам принципиально доступна Истина, которая разносит душную клетку идентичности и позволяет выйти на общий для человечества простор. Именно этот универсалисткий пафос и делает Бадью весьма интересным в сегодняшнее время автором. К слову сказать, популярность и правда стала к нему приходить в последние десятилетия по мере того, как постмодернизм показывал свою несостоятельность. Бадью это симптом. Симптом, который говорит о том, что современное европейское общество устало от бесконечной партикулярности и ищет новых способов единения, мышления, чувствования и так далее.
Книга «Бадью о Бадью» не столько рассказывает об авторе и его интеллектуальной биографии, сколько вводит читателя в пространство особого мышления. Чисто технически книга является некоторым введением в трилогию основных работ Бадью, а именно: «Бытие и событие» «Логика миров», «Имманентность истин», но поскольку они перегружены математическим аппаратом, то их популярность невелика, и они даже не переведены на русский язык. Но это не является большой проблемой. Такие книги Бадью как «Манифест философии», «Этика», «Краткий курс о метаполитике» и ряд других работ, в доступной форме знакомят читателя с идеями автора. В этом смысле книга «Бадью о Бадью» прекрасно дополняет этот список. Для тех, кто уже знаком с идеями автора, книга может стать некоторым сводным текстом, позволяющим более обобщенно взглянуть на мысль Бадью. Для тех же, кто не знаком с идеями Бадью, книга будет хорошим введением в изучение бадьюанской мысли. Как сама философия с точки зрения Бадью является некоторой «выжимкой» человеческого опыта, так и данная книга является некоторой выжимкой его собственного философствования.
В условиях ослабевающего господства постмодернизма Бадью пытается выработать новые стратегии мышления. Он не отрицает, что Освенцим и Хиросима стали огромным вызовом человеческой мысли, хотя, возможно не вполне законно, выводит эту проблему за рамки философии и перепоручает истории. Тем не менее, признавая за постмодернизмом в его отказе от универсальности философствования некоторую правоту, Бадью все же пытается сохранить для таких понятий как истина, субъект, универсальность место в современном философском дискурсе. Философия откровенно растерялась перед катастрофическим ходом ХХ века, впала в ступор или наоборот в истерику. Бадью пытается привести философию «в чувства», сделать ее вновь саму собой.
Несмотря на то, что постмодернизм во многом прав, Бадью утверждает, что истина все же случается. Привычный, неистинный ход жизни порой озаряется яркими вспышками События. Согласно Бадью События могут происходить в сфере политики, любви, искусства и науки. Борьба различных воль за власть, угнетение одним коллективом другого может иногда смещаться борьбой за радикальное равенство. Плотская страсть, борьба двух эгоизмов может смениться появлением чего-то большего чем эти двое и став причастным к этому «больше» они изменятся, это и будет любовь в собственном смысле этого слова. Простое эпигонство или цеховое производство текстов и картин может смещаться подлинным творчеством, прорывом за рамки господствующих представлений.
Именно за счет того, что такое может случаться, возможен разговор об Истине. Становясь причастным к Событию и его истине, простое человеческое животное может стать Субъектом, или причастным к Субъекту. Или, как фигурально выражается Бадью, Бессмертным. Нет ни эллина, ни иудея, но есть человеческое животное возвысившееся, преобразившееся в Бессмертного. Поднятие над самим собой за счет примыкания к Событию — одна из главных тем в философии Бадью.
При этом нужно заметить, что, возвышая Событие, Бадью откровенно унижает Бытие. Оно для него бессмыслица, грязь, глупость и только. Его оправданность состоит лишь в том, что оно является почвой для События. Презрение к Бытию у Бадью переходит в презрение к быту, к повседневности. Это делает Бадью идеалистом сартровского типа, который обреченно-героически противостоит бессмысленной реальности. Неслучайно Бадью называет Сартра своим учителем. Это красивая поза, но как философская позиция такой идеализм показал свою полную несостоятельность уже очень давно. Крайне поверхностное понимание механизмов повседневного хода истории делает политические выводы Бадью крайне ненадёжными.
В любом случае, книга будет интересна и полезна всем, кто ищет новых способов осмысления современной реальности. Это не значит, что нужно просто скопировать стиль мышления Бадью, скорее речь идет о том, чтобы посмотреть, как можно мыслить иначе, чем это предлагает делать постмодернизм. Как можно поставить под сомнение само тотальное сомнение, коим постмодернизм и является. При этом сама книга Бадью не освобождена от потенциального сомнения читателя в том, насколько адекватны те средства, которые Бадью выбрал для своих философских целей.