Все мы выносим моральные оценки и суждения, нередко размышляем о том, как нужно себя вести и что считать допустимым поступком. Тем самым почти ежедневно мы сталкиваемся с предметом одной из главных философских дисциплин — этики. Она же помогает превратить наши моральные интуиции в систему рациональных суждений.

О том, как возникла и зачем нужна, основных подходах и проблемах этики — в статье Ивана Кудряшова.

В ходе философских семинаров, а иногда и других дебатов по этике, с завидным постоянством звучит одно простое соображение. Дескать, одни теории требуют поступать так, другие эдак, но если никто не увидит и не узнает о последствиях, то можно поступать как угодно, на основе личной выгоды, каприза, произвола — и чего тогда стоят все эти рациональные рассуждения? Именно непреодоленность этого наивного взгляда и есть та ступень, которая отделяет многих людей от понимания сути этики. Этика — это прежде всего про те силовые линии, что организуют ваши поступки, даже если никто не видит.

Крайне наивна и нереалистична сама предпосылка о том, что люди вне общества становятся свободны в поступках словно совершенное животное или сверхчеловек. Но человек — существо, глубоко преобразованное символическим языком, так что именно в таких случаях иногда лучше всего видна наша потребность в каких-то правилах и ориентирах для действий. Кант не ошибался, говоря об удивляющем законе внутри нас. В англоязычном мире есть ставшее крылатым выражение: dance like no one is watching («танцуй, как будто никто не видит»). Его используют в качестве совета-напоминания о том, что стоит расслабиться по поводу мнений других и просто быть собой. И в нашем случае подобная искренность не помешает — отсюда и выбранное мной название. Чтобы понять предмет этики, придется включиться в эти вопросы всей личностью — со всей страстью, с глубоко личными вопросами, парадоксами, страданием и желанием счастья. В противном случае, вы будете продолжать принимать этику за внешние, (якобы) грубо навязанные требования общества, то есть путать ее с моралью.

В каком-то смысле вышеописанное — это проблема не самой этики, а того, как её преподают и объясняют. Говоря об этике, обычно начинают либо с морализаторства (часто незаметно для себя), либо с отвлеченных схем. В первом случае, вместо слов о том, чем важно этическое знание, вдруг в речь вводят слово «НАДО». Что-нибудь вроде «все мы знаем, как важно быть честным, справедливым и т.п.». На деле эта фраза звучит так: «Вы должны быть хорошими, нам надо, чтобы вы принимали это обязательство». Поскольку такой дискурс бессодержателен, он быстро деградирует до фраз-уловок — например, устрашений (типа «а если все будут плохими, это что ж тогда будет!»). Отличный способ отвадить от этики тех, у кого чувствительное ухо и сообразительный ум. Во втором случае, идет выстраивание незыблемых иерархий понятий. Такой дискурс похож на жонглирование шарами, среди которых один называется «этика», да и прочие вам знакомы — «социальность», «ценности», «познание», «онтология» и т.д. Да, в этике невозможно пройти мимо вопроса Истины, меры личного и общественного, проблемы оснований, и все же такой подход приводит к искажению взгляда, поскольку с самого начала не говорится о других не менее значимых вещах — вине и страсти, интенсивности и осмысленности поступка, случайности и удаче, и многих других.

Это не критика, при умелом обращении оба способа годятся, чтобы помочь войти в тему этики. И все же я хотел бы подойти к теме с другой стороны. Этика всегда обладала психотерапевтическим потенциалом, о чем были хорошо осведомлены античные авторы. И в современной философии эта тема постепенно обретает значимость. Этическое знание — это то, что всегда ориентировано на сугубо личное в человеке. То, что нельзя целиком переложить или разделить с другим (хотя речь и идет о поступке по отношению к другому, но задевает оно нечто присущее субъекту). Я сформулирую это в предельной форме: вопрос этики — это вырастающий из самой индивидуальной жизни вопрос о смысле страдания и цене поступка. Самый простой и непосредственный опыт ежедневного взаимодействия с самим собой и другими людьми учит нас тому, что у наших действий есть какие-то границы и градации. Какие-то вносим мы, какие-то общество и мораль, а какие-то возникают из устройства мира. И этика начинается со способности это видеть: даже если те самые границы и градации не вашего авторства, их принятие и использование — уже налагает определенную ответственность.

Говоря о терапевтическом аспекте этики, я не имею в виду какую-нибудь позитивную психологическую чушь. Опыт действий порождает не только радость или самоуважение, но и вину, гнев, непризнанное, невысказанное или непонятое страдание — и все эти вещи способны разрушать вашу жизнь. Но точно так же по-своему способны ее разрушать счастье, комфорт и неведение, убежденность в правильности. В конечном счете, только одна вещь ничего не разрушает внутри нас (потому что уже нечего) — это глупость. Правда, и она чревата проблемами для бренного тела.

Об этике говорят от себя: из своего опыта, из той точки, до куда этот опыт проработан. Но, как и в любом диалоге или дискуссии, здесь важно слышать другого. Важно читать тексты, но еще важнее мыслить прямо здесь. И чтобы все это не превратилось в одиночное блуждание каждого в собственном лесу — нужны определенные координаты. В какой-то момент нужно будет научиться и забывать о них, но сперва все же освоить. Такими координатами и будут основные этические классификации, понятия и дихотомии. Изучение подобных вещей многим кажется нудным, но это важно. И оно дается гораздо легче, если вы понимаете, зачем именно вам это нужно.

Этика и мораль

Чтобы не запутаться (что не так-то просто) следует начать с одного важного разделения. В русском языке в качестве приблизительных синонимов используется сразу три слова: этика, мораль и нравственность. И в истории философии немало вариантов их определения и соотношения. Относительно популярным и на мой вкус весьма удобным является следующее: этика — это прежде всего теория, мораль — только реальная практика. Стоит, впрочем, сделать ряд оговорок.

Прежде всего отмечу, что речь идет по большей части о западном представлении об этике (именно ему характерно деление на внутренние и внешние аспекты морального опыта, аналогов которого нет, например, в китайской культуре), а значит, и об истории европейской философии.

Как и в случае с эстетикой, этика — это имя для теории, изучающей реальность нормированных действий (сфера морали), и одновременно обозначение того индивидуального опыта, который переживается субъектом в отношении поступков и проступков (как своих, так и чужих). Безусловно, в первую очередь этика — это рациональная теория, но как таковая она обращается лишь к сознающему и рефлексирующему индивиду. Поэтому уместно называть этическим опытом ту часть сознания, которая старается выстраивать собственные принципы и модели поступка, независимо (насколько это возможно) от требований общества. Или по-простому: этика — это та часть вашего опыта, которая позволяет различать «действие» и «поступок».

Мораль же — это всегда конкретная, реализуемая совокупность правил и норм. Мораль всегда чья-то — принадлежит и практикуется определенной социальной группой. И мораль всегда хабитуальна — то есть регулярно повторяется, считается привычной и обладает средствами самоподдержки и репродукции (например, коллективное осуждение как санкция и воспитание детей как способ передачи правил). В пространство морали вписывается и нравственность: этим словом чаще всего обозначают внутренние аспекты морали (сознание, совесть, отношения), тогда как внешние (институты, средства, формы выражения) носят предикат «моральные».

Именно в таком смысле будут использоваться термины в этом тексте. Стоит, конечно, подчеркнуть, что при изучении этических теорий регулярно придется сталкиваться с альтернативным пониманием: так у Канта «моральный» — это этический в нашем смысле (а моральный носит название «легального»), а у Гегеля «нравственность» строго отделена от «морали» и является более высокой ступенью развития Духа (по сути она проявляется только через внешние институты — семью, гражданское общество, государство).

Презумпция свободного субъекта

Этика возникает практически одновременно с философией: несмотря на интерес к началу всех вещей, даже ранние натурфилософы были не чужды рассуждений о поступках людей (особенно Гераклит), а после Сократа это становится центральной темой. При этом построение этических положений строится на очень хрупком, но видимо очень необходимом для культуры допущении — на существовании свободного в решениях субъекта, способного нести ответственность за них. Поэтому у этики есть два смертельных врага: детерминизм и релятивизм.

Детерминизм — это учение о том, что все подчиняется закону причинности, а потому все явления взаимосвязаны в строго определенном порядке. В том же качестве выступает и фатализм, утверждающий, что все в мире предопределено. Несложно догадаться, что в такой оптике человек — лишь игрушка космических сил, а потому каждый поступает предзаданным ему способом. Требовать что-то и винить робота, выполняющего программу — бессмысленно, а потому и этика превращается в набор отвлеченных от реалий суждений (коим попросту не суждено влиять на поведение людей). Естественно, что в отношении хоть фаталистической астрологии, хоть современных нейронаук, грезящих физикализмом (то есть возможностью объяснить все в человеке через редукцию к простым физико-химическим механизмам в мозге) этика всегда будет отстаивать какую-то долю свободы. Иногда даже парадоксальной свободы принимать субъективную ответственность за происходящее не вполне по твоей воле (склонности, бессознательные убеждения и т.д.).

(Этический) релятивизм — другая крайность, заявляющая что свобода человека распространяется на интерпретацию любых положений, в том числе лежащих в основе этики и морали. Иными словами, «все относительно», что в этике обычно означает отказ от содержательной определенности понятий добра и зла, а иногда и от устойчивых процедур обоснования оценок. В том же качестве выступает и радикальный волюнтаризм в этике, утверждающий преобладание индивидуальной воли. Конечно, иногда релятивистами называют всех подряд, в том числе тех, кто ограничивает рамки относительности (например, культурой или даже безусловными понятия добра и зла). Однако врагом для этики являются только сторонники крайностей, чьи взгляды неуклонно скатываются к тезисам «все дозволено», «любые нормы служат только подавлению» и наконец к классическому солипсизму. Все это отрицает любую возможность этики. Поэтому перед лицом релятивизма этическая мысль всегда будет указывать на то, что многие понятия этики довольно устойчивы (меняясь содержательно от культуры к культуре и от эпохи к эпохе, они структурно и функционально решают одни и те же проблемы). Кроме того, нелишне напомнить и урок психоанализа о том, что этические координаты не только подавляют индивидов, но и спасают их от тревоги, а также открывают мир индивидуальных желаний.

Поэтому и в наши дни этика поддерживает веру в субъекта, способного выскочить из тисков биологических и культурных детерминант. Однако это ускользание всегда оказывается связано с добровольным (или не совсем) принятием особых ограничений в отношении собственных поступков.

Парадокс практической философии

Этика — это не просто часть философии, это её цель и сердцевина. По крайней мере так считали античные мыслители, а затем и многие вдохновленные потомки. Античная мысль воспринимала философию именно как путь в жизненной практике, способный привести к добродетели и/или личному счастью. Поэтому, будучи практической философией, этика отвечает не столько на вопросы «что это?» и «как я могу это знать?», но на вопросы о действии и бездействии в реальном мире, и прежде всего по отношению к другим людям.

Однако в самом выражении «практическая философия» заложено самое главное противоречие этики. Этика — это рациональная теория, то есть мысли, представления и слова. Но целью и смыслом этики является акт, без него она в лучшем случае комична, а скорее попросту мертва. А ведь между мыслью/словом и поступком связь отнюдь не простая и очевидная. Всякий раз, когда этико-философская теория забывала о том, что помимо разума (с его претензиями на контроль всего) важны воля, желания, страсти, склонности и телесность человека, она была обречена на вырождение — превращаясь в надоедливый бубнеж, а то и в оправдание насилия. Однако, как вы понимаете, говорить на уровне рацио о том, что не всегда разуму подчиняется, а то и вовсе предстает загадочной, потусторонней материей — нелегко. К счастью, кроме умных мыслей у нас есть еще и сложные чувства (в Новое время за ними закрепилось название «моральных чувств» — совесть стыд, вина, сопереживание и др.), которые также могут сообщать о разладе или соответствии наших представлений с нашими же побуждениями. В конечном счете, в реалистичном взгляде на этику нельзя игнорировать известную сентенцию «как чувствуешь, так ты и поступаешь» (с той поправкой, что под «чувствуешь» идет речь об отношении как цельном феномене воплощенного в теле сознания).

Таким образом, этика — это почти всегда подготовка к настоящей этике, к актам, реализующим те смыслы, о которых она говорит. Поэтому мне очень близка фраза Лакана: «существует только одна этика — этика искусного слова». Чтобы суметь подвести к поступку, этика должна быть искусна и ответственна в словах, решительна и ясна в представлениях, искренна в побуждениях. То есть, несмотря на значимость актов, слова тоже важны — они меняют нас как субъектов, хотя их власть ограничена. Слова все еще предпочтительный способ обучения и самоизменения.

Предмет этики

Итак, после столь долгой прелюдии, мы наконец готовы обратиться к предмету этики. Как и положено в философии: все неоднозначно.

Название для этой области знания предложил Аристотель, который взял за основу греческое слово ἦθος. Есть даже версия, что он создал неологизм-омофон, заменив ἦ на схоже звучащую ἔ, зафиксировав тем самым новый смысл. Изначально слово «этос» применялось скорее к животным, чем людям — и означало что-то характерное определенному существу (его повадки, характерное жилище, ареал обитания). Аристотель увидел в нем удачный термин для обозначения нравов и характера, который позволял отделить пространство этики от области естественного. Поэтому этос нужно понимать в противопоставлении фюсису (природе): фюсис — это сущность людей и вещей, которая не меняется, а этос — надстройка над ней, которая устойчива, но изменчива (формируется со временем, с учетом внутренних усилий и внешних условий). Так возникает учение этики (ἦ ἠθική τέχνη) — одновременно и теория о становлении поведения, и некоторая искушенность в образе жизни (ведь греческое технэ — это и искусство, и умение, и наука). Отсюда неудивительно, что первым предметом этики по Аристотелю станет реальное поведение и нравы людей, а целью и ориентиром всей теории — формирование правильной привычки, ведущей к особым качествам характера (добродетелям).

Кстати, сам термин «этика» позже был калькирован на латынь (лат. mores — нравы, от которого и произойдет слово «мораль»), а затем и на другие языки (например, нем. Sittlichkeit — от die Sitten, нравы, манеры, точно также в русском — «нравственность»). Поэтому этимологически это всё синонимы, которые, впрочем, можно и нужно разводить на уровне теории.

Этики эллинизма, наследующие Аристотелю, сделали главным предметом исследования счастье индивида, которое обычно трактовалось уже не как греческая эвдемония (блаженство, счастье, хороший настрой), а как атараксия (невозмутимость, хладнокровие, душевное спокойствие) и апафея (апатия, бесстрастие). А этика понималась как совокупность меняющих человека практик, обоснованных теорией. Однако со временем многими философами этикой по умолчанию начнет считаться любой относительно связный дискурс, явно определяющий добро и зло, а также пользующийся деонтической модальностью (должен, нельзя, можно). Это не лишено резона, ведь переход от простого суждения к предписанию с опорой на квалификацию чего-либо как блага или зла — это действительно зачаточный вариант этической системы. Поэтому европейские мыслители все чаще рассуждают об идеальных основаниях морали, все больше отдаляясь от аристотелевского «реализма». И сегодня подобных прокламаций об абстрактной нравственности в вакууме (которая непонятно как и главное почему будет работать на практике) предостаточно. В таких случаях этика вырождается в «морализаторство» из–за отсутствия качественного анализа и рациональной аргументации.

С эпохи Нового времени этика становится моральной философией, чей предмет общественная мораль (в т.ч. проблема ее возникновения), но изучаемая с опорой на ту или иную метафизику. И лишь XIX век вновь прокладывает путь к изучению реальности этического акта — в том числе пространства поступков и проступков в сознании, языке и культуре (впрочем, с ХХ века многие философы почти перестанут рубрицировать свои рассуждения как «этику»). Ведь в конечном счете, в любой культуре обнаруживаются аналоги понятий о правильном и неправильном поступке, хотя само «правильное» может определяться разными способами и резко отличаться по содержанию от других культур. Оценочные суждения — это значительная часть этики, но в ней есть и нечто иное. Поэтому категория «поступок» иногда предпочтительнее дихотомии «добро-зло», так как позволяет провести границу не только между должным и недолжным, но и между должным и желаемым, касающимся этики и находящимся вне неё (есть и другие причины отказаться от данной дихотомии, но об этом в другой раз).

Таким образом, этику можно определить как философскую дисциплину, изучающую в качестве предмета следующее:

(1) мораль сообществ, а также умозрительные основания для ее рационализации, формализации или улучшения;

(2) понятия добра и зла (как вариант: блага и вреда), их определения и способы приложения к другим понятиям, суждениям и явлениям;

(3) поступок как особую форму связи практики и сознания, обладающую сложной структурой (мотивы, побуждения, склонности, выбор, решение, деяние, цели и средства, последствия), контекстом и логикой соотнесения с реальностью.

Поскольку именно акты или поступки — главный ориентир этической теории, то я разрабатываю и придерживаюсь третьего подхода, однако в данном тексте учитываю все три версии предметной определенности этики.

Основные проблемы и классификации в этике

Простое перечисление важных проблем (а в этике почти нет «второстепенных») заняло бы минимум несколько страниц, поэтому я лишь коротко обрисую несколько классических векторов этического исследования, а затем перейду к систематизациям и классификациям.

Любую разработанную этико-философскую систему можно представить как организацию трех уровней. Первый уровень — основные этические понятия, их определение, а также соотнесение с рядом смежных понятий. На этом уровне создаются этические координаты, на основе которых станут возможны этические суждения. Второй уровень — положения теории, в основном суждения о связи этических понятий друг с другом и с реальной жизненной практикой человека. Это философские максимы и их следствия, религиозные заповеди, предписания, этические регламенты и нормы. На этом уровне создается этическое содержание как таковое, в форме предписываемых и оцениваемых действий, способов регуляции и контроля, направляющих индивидуальное и коллективное поведение. И третий уровень (который некоторые исследователи упорно игнорируют) — способы аргументации и примеры для этических положений. Каждая этика в качестве иллюстрации имеет характерный жизненный пример или притчу, который не столько иллюстративен, сколько парадигмален для понимания содержательной части всей концепции. На этом уровне разрабатываются вопросы убеждения и конкретизации этического содержания, в т.ч. способы его приложения к реальной жизненной практике.

Исходя из этой схемы, несложно набросать и основные векторы проблем в этических теориях. Всего я выделил семь, хотя можно разделить иначе:

(1) Проблематизация и определение этических понятий. Их очень много, только основным (благо, добро и зло, добродетель, справедливость, долг, поступок, норма и т.д.) можно выделить по отдельной субдисциплине.

(2) Историко-философский анализ и реконструкция этических систем (не только философов, но и любых других мыслителей или учений, рефлексировавших на тему человеческого поведения).

(3) Нормативная теория и методология этики.

(4) Изучение и разработка языка этики, в том числе анализ логики этических суждений (метаэтика).

(5) Анализ и разработка этической аргументации. Вопросы убеждения в этике стоят очень остро, при том что чрезвычайно сложен именно простой вопрос: «Почему и ради чего люди будут придерживаться норм данной этики?».

(6) Исследование реальности и истории моральных взглядов, в том числе философский анализ проблемы происхождения морали.

(7) Изучение специфики различных типов этического знания: этико-философских систем, профессиональных этик, современных ответвлений (практическая этика, прикладная этика и этика открытых вопросов, биоэтика и др.).

Ну и помимо этого бесчисленное количество пересечений этики с научными дисциплинами о человеке, особенно изучающими аспекты человеческого поведения (этология, психология, социология, история, этнология и др.), а также кейсы практического применения этической теории для решения проблем общества. Кроме того, не будем забывать о том, что именно этика является матерью социальной философии (вопросы о праве, государстве и политике в античности производны от вопроса о благе), и на протяжении больше тысячи лет выступала властным покровителем еще целого ряда вопросов — например, об искусстве и прекрасном, о психологии человека, о ценностях и основаниях культуры.

При этом на каждом из таких направлений могут соседствовать несхожие или даже непримиримые как по подходам, так и по содержанию решения. Поэтому, конечно, важно определить и наиболее общие точки расхождения конкретных этических теорий.

Пространство этических учений столь обширно, что придется прибегнуть к почти тезисному изложению. Существует множество классификаций этических систем. Например, привязка учений к вопросам онтологии с выделением идеалистически и материалистически ориентированных этик. Идеалисты мыслят поступок по модели инкарнации — есть идеальное качество, а есть его воплощение в реальности. Материалистический подход в этике — это отнюдь не попытка свести понятие благо к каким-то очевидным объективным качествам вещей (что Мур окрестил «натуралистической ошибкой»). Как ни странно, но двоемирие идеализма ведущее к метафизическим основаниям тоже грешит этой ошибкой. Материалистическая этика — это довольно сложная попытка мыслить поступок как имманентный [1] конкретным условиям, однако не следующий из них напрямую (что сохраняет презумпцию свободы воли у субъекта). Я бы назвал это моделью события. Пример подобного подхода можно наблюдать в работе Жижека «Параллаксное видение».

Другим довольно популярным подходом является выведение этической специфики из особенностей общества и его морали: здесь будут выделены первобытная, античная, средневековая этики, а также системы Нового времени и современной философии. Ну или более простая дихотомия: классические и современные, где первые явно опираются на безоговорочную значимость разума в этике.

Еще один способ ранжировать этики — рассмотреть в качестве ключевого один из вопросов. Например, в отношении вопроса о том должна ли этика подчиняться определенной онтологии или нет, будут выстраиваться автономные и гетерономные этики. В отношении проблемы последствий (имеет ли определяющее значение для квалификации действия его результат?) различают консеквенциализм и нонконсеквенциализм [2]. По вполне очевидным основаниям делятся рациональная/иррациональная этика, метафизические и натуралистические подходы, нормативные и аксиологические этики.

Также авторы, сводящие этику к философии морали, часто в качестве главного вопроса выделяют проблему природы и происхождения моральных норм, что в итоге дает три или четыре больших группы теорий (религиозные, натуралистические и социальные + возникшие в XIX-XX вв. психоаналитические и психологические теории).

Однако на мой взгляд основным содержательным водоразделом этических учений от античности до наших дней является концептуальный выбор теории в отношении двух подходов к поступку. Сам этический акт часто прост и элементарен, поэтому для его анализа мы вынуждены посмотреть либо в предшествующее прошлое — на его мотивы и условия появления, либо на его совершенное будущее — последствия. Так или иначе, но акцент придется сделать на чем-то одном, и этот выбор в итоге оборачивается появлением двух фундаментальных классов этик — этик блага и этик качества. О них я и расскажу дальше, прибегнув к историческому ракурсу (более подробно об истории развития этических учений здесь).

Два фундаментальных класса

Каков же самый главный спор в этике? Философское рассмотрение — это всегда поиск предельных оснований, и в классификации этик важно обнаружить некий безусловно повторяющийся элемент. Довольно часто по умолчанию здесь подразумевается дихотомия «добро-зло» или просто категория «благо». Однако из теоретической рамки, берущей за основу поступок, легко увидеть два направления размышления на тему всех возможных моральных случаев: первый — это оценка поступка по последствиям (в самом широком смысле), второй — оценка через призму мотивов (и всего что предшествует поступку или опосредует его).

Оценка в системе «добро-зло» (и ее аналогов) прямо соотносится с оценкой последствий, попытки включить в эту систему мотивы — всегда скрытое определение мотивов через последствия, пусть даже только подразумеваемые. Поэтому для оценки намерений приходится вырабатывать свои понятия, в качестве наиболее универсальных мы возьмем «долг-желание» (хотя стоит помнить и о других «эгоизм-альтруизм», «выученное-спонтанное» и др.). Отсюда несложно обнаружить два класса этических систем.

Первый класс — это этики блага, обосновывающее связь последствий с данной категорией. К этикам блага относятся любые системы, прямо определяющие благо как что-то реальное (в т.ч. если это реализм в духе Платона и средневековых схоластов): например, гедонизм, эвдемонизм, утилитаризм, разумный эгоизм, этический рационализм Сократа и др. При желании из них можно выделить подкласс этик качества, которые квалифицируют поступок скорее по степени воплощения определенного морального качества в нем. Однако и логика воплощения, и апелляция к связи блага и последствий здесь та же, что и у этик блага. К таковым относятся этика добродетели, этика заботы, этика любви и др. В целом этики блага и этики качества можно объединить под лейблом этики идеала, поскольку каждая такая система явно или имплицитно выстраивает идеальное соотношение между поступком, последствием и неким высшим благом.

Второй класс этических систем — этики долга, которые в противопоставлении этикам идеала можно назвать этиками принципа. К таковым относятся прежде всего этика Канта и другие варианты деонтологий (локкеанская, интуитивистская и др.) [3]. Этика долга представляется подходом, намного выше ставящим формальное определение моральных поступков, чем их содержание. Также с подачи Броуда этики долга понимаются как системы аргументации, отрицающие возможность квалификации поступка через какие-либо последствия. В действительности это все–таки крайность, в применении к реалиям деонтологии скорее просто делают больший акцент на мотив и выбор средств действующего. Ведь опора на последствия и в самом деле регулярно ставит в тупик: например, если человек бросился спасать другого из реки, но оба погибли — мы вряд ли можем определить поступок как злой или аморальный, хотя в результате не имеем реальных позитивных следствий.

Можно отметить, что обращение к вопросу как блага, так и долга время от времени предпринимается на новых основаниях в современной этике. Это в свою очередь порождает обратное движение от безусловности и ригоризма деонтологий к учету контекстов и сфер приложения. В иных случаях возникают гибриды или учения, расширяющие систему оценки поступка: к таким можно отнести, например, этику психоанализа Жака Лакана, теорию моральной удачи Нагеля или современную аретологию Энском. Довольно интересны новые разработки теорий этической интуиции и эволюционной этики. Увы, тема современной этики весьма обширна, поэтому мы коснемся ее в отдельном материале.

***

В качестве резюме стоит заметить, что в силу внутреннего парадокса этическая теория всегда будет находиться в очень двусмысленном положении по отношению к реалиям. С одной стороны, принцип Юма («гильотина Юма»), утверждающий невозможность чисто логического перехода от суждения реальности («так есть») к предписанию («так должно быть»), является общепризнанным в философии. С другой стороны, отвлеченные теории в этике интересны разве что любителям абстрактного умствования с серьезной долей эскапизма. Именно поэтому исторически этика всегда была попыткой как-то объединить нормативную этику и теоретическую. Отсюда важно суметь увидеть за каждым этическим «-измом» некое изобретение, сочетающее в разных пропорциях реализм, логику и представления о должном. Некий (всегда несовершенный) проект правил, которые, однако, способны как-то учесть многогранность и изменчивость реальной жизни. Идеальное соотношение не найдено, да и вряд ли возможно, но благодаря этому этические вопросы остаются актуальными, а сама этика продолжает развиваться.

В конечном счете, какой толк в знании какой угодно этики, если она не отвечает на современные вопросы, актуальные именно для тебя? Можно сколько угодно называть их «вечными», но человеку, нуждающемуся в решениях, от этого легче не станет. Возможно поэтому этическая теория всё чаще обращается к основаниям, предшествующим разуму (бессознательное желание, когнитивные и эмоциональные паттерны, а то и вовсе нейроструктурные и гормональные предрасположенности).

При этом этика остается едва ли не последним бастионом веры в свободного субъекта, несущего ответственность за свои поступки. И на этом контрасте можно увидеть еще один интересный парадокс этики. Вопрос о том, как мне этично поступить — требует усилий и ресурсов, хотя бы просто чтобы сопротивляться социальному конформизму и психологическому эффекту подражания. Ведь в остальных случаях, принимая решения, мы следуем привычке, мнению значимой группы или просто исчисляем выгоды. Поэтому само возникновение такого вопроса недвусмысленно говорит и о какой-никакой критичности, и о сильном желании, связывающем вас с чем-то в ситуации или отношениях (без такой связи вы просто вскоре соскочите на другие мысли). Получается, что само осознание проблематичности соседствует с каким-никаким ресурсом для продумывания и действия. Такой ракурс позволяет по-новому прочитать суровое кантовское: «Ты должен, значит, ты можешь». Конечно, никто не всесилен, но вероятно, там, где забрезжило сознание этического — там есть и немного сил действовать в опоре на свой ум и свое желание — «действовать так, словно никто не смотрит».

Автор текста: Иван Кудряшов.

[1] Имманентный (лат. immanens — пребывающий внутри) — обладающий качеством быть внутренне присущим чему-либо или существовать как проявление природы явления/предмета. Изначально обозначало все качества, присущие материальному миру, в отличие от трансцендентного — находящегося вне его.

[2] Консеквенциализм (лат. consequens — следствие, вывод, результат) — этические теории, оценивающие действия по его конечным результатам. Например, если допустимым или этически правильным признается действие/бездействие приносящее хорошие последствия, включая косвенные эффекты достижения результатов, то перед нам рассуждение консеквенциалиста. Наиболее очевидные примеры таких теорий — утилитаризм, гедонизм. Отвергающие этот принцип теории называются нонконсеквенциализм.

[3] Деонтология (греч. δέοντος — долг, обязанность и λόγος — слово, учение) — учение о должном. Термин введен И.Бентамом как синоним этики как науки, однако позже закрепился в философии для обозначения этик долга. В ряде стран также синонимичен «профессиональной этике». В данном контексте имеется в виду философская этика долга.