Меланхолия в басовом ключе (эссе о трип-хопе).
Я никогда не был в Бристоле, но этот город мне дважды родной. Мне по-особому близки два его порождения — Бэнкси и музыка трип-хоп. Последняя и есть предмет моей речи. Речи, в которой я планирую не столько анализировать, сколько выражать глубоко субъективное впечатление от музыки. В конечном счете ведь любые попытки писать о музыке проблематичны, так почему бы не быть субъективным в своем запланированном провале?
Эту музыку я иногда называю бристольским депрессняком, но более известны другие имена — trip-hop, Bristol sound, Bristol wave, chemical beats и т. д. Мне не нравится название «трип-хоп», потому что там нет ни trip, ни hop, там есть атмосфера мрачных и тяжелых мыслей, но другие изобретать уже поздно. К этому стилю я отношу в первую очередь бристольскую плеяду: Massive Attack, Portishead, Tricky и частично Kosheen. Во-вторых, это еще несколько британцев и скандинавов (Lamb, Recoil, Blue Foundation, Flunk, Morcheeba, Worm Is Green, а также бельгийцы из Hooverphonic), многие из которых выпустили всего по одному альбому в духе Bristol sound и затем ушли в других направлениях. Близки по настроению (но мягче в звучании) несколько легенд дрим-попа: Cocteau Twins, Blonde Redhead, Laika.
Трип-хоп часто описывают как депрессивную музыку
Наши душевные качества, наши раны и изъяны заслуживают мифопоэтического языка, а не сухой и
Депрессивные люди живут повсюду, но впавшие в это состояние ямаец или электронщик вряд ли станут записывать трип-хоп композиции, вряд ли они окажутся вообще хоть сколько-нибудь продуктивными. Это одна из причин, почему я настаиваю на том, что депрессия и меланхолия не одно и то же. Депрессия — это физиология и гормоны; ее симптоматика — ангедония и апатия. Меланхолия же — сложнейшая организация, затрагивающая едва ли не все черты характера. Она не только сопровождается усилением чувствительности и рефлексии, но и создает свой особенный тон мировосприятия. Меланхолик настолько «не от мира сего», что способен вынести реализацию своих фантазий и кошмаров. Ждать от психологов, запихнувших меланхолию в депрессию, помощи в столь сложных материях не приходится. Секта свидетелей МКБ-10 мечтает скорее о том, чтобы депрессия однажды растворилась в бессвязных статистических признаках. Поэтому обычный психолог о депрессии знает столько же, сколько мальчик из интеллигентской семьи о свинчатке — это либо сведения, почерпнутые из книг, либо стремительная и травматичная встреча в реальности, которая тоже не добавляет особого понимания.
Как многие знают, это именование означает «черную желчь», но его можно перевести и как «мрачный/темный гнев» (второе значение древнегреческого «холэ»). Слово «меланхолия» я использую в двух смыслах. Во-первых, в смысле хандра, мрачная форма грусти, нечто весьма чувственное и одновременно подавленное. И в этом случае ее можно назвать и «депрессняком». Во-вторых, меланхолия — это особый тип характера, непохожий на чушь о темпераментах и слабом типе нервной системы. Меланхолик — это натура, которая может скрываться за разными масками: от гедониста, сладострастника и либертена до
В чем же особенность этого стиля музыки? К основным элементам стиля трип-хоп обычно относят три составляющих.
Во-первых, это сэмплы и скретчи. Причем по звучанию это простейший луп (ритмически зацикленный сэмпл), отсылающий скорее к
Во-вторых, медленная и густая ритм-линия, во многом заимствованная из ямайского даба. Наверное, данная деталь более всего отличала трип-хоп от других стилей, т. к. в 90-е в моде был бодрый и агрессивный ритм для шевеления телом (хоть в попсе, хоть в роке и
В-третьих, совершенно непривычный для двух предыдущих элементов вокал. Трип-хоп сочетал блюзовый вокал (женский) с необычной манерой речитатива. Tricky и Massive Attack превратили речитатив в глухой, напоминающий шепот на ухо, почти лишенный выраженной ритмики и артикуляции звук. Также широко использовался кантиленный стиль пения, вплетающий в себя различные этнические напевы и ритмы. При тщательном анализе можно найти десятки других заимствований: джаз, рок, дрим-поп, соул, меланхоличный фолк, рэгги, кантри, разного рода эмбиенты и психоделики. Но в общем это не так уж важно.
Более значимо то, что бристольцы оказались очень хороши в монтаже, главной целью которого стало создание эмоций и атмосферы. Так что любые средства оказались подходящими — хоть прямолинейно-первобытные как голос и даб, хоть сложнейшие коктейли из сэмплов и заимствований. Можно сказать, что внешние элементы стиля оказываются ценны лишь для закрепления модного лейбла «трип-хоп», что отражается в основном на продажах. Настоящие пионеры стиля доходчиво показали, что любая фича годится до тех пор, пока не исчерпает себя или надоест. Например, скретчи: да, они действительно, добавляли обаяния ранним альбомам Portishead, но впоследствии их легко выкинули без всяких издержек и потерь. Осталось главное — атмосфера, влажная и холодная как нос кота.
С этой музыкой у меня связан незабываемый эпизод в жизни. Мне было около двадцати, в тот день я рассорился со своей пассией. Как воздух нужны были одиночество и время пережить это без посторонних взглядов. Единственное место для этого было у друга, в комнате которого можно было зависать даже если его нет дома. Почти случайным образом на его компьютере я запустил музыку из безымянной папки со скопированным граббером аудио-диском. Это был второй альбом Portishead. Причем
Возможно поэтому Bristol sound для меня не
В свое время между учеными развернулась целая дискуссия о качествах, что передаются от гуморов телесным флюидам и умным духам. По поводу черноты, тяжести и холода было достигнуто согласие, а вот вопрос о сухости/влажности оказался чрезвычайно спорным. Как отмечает Кен Перлоу вплоть о 16 века представления о меланхолии находятся под безраздельным влиянием системы Гиппократа-Галена, приписывавшего черной желчи качества холода и сухости (поскольку холод + влага дают водянистый гумор — флегму). Согласно Фернелю меланхолический гумор родствен Земле и Осени и представляет собой сок, «плотный по консистенции, по составу же своему холодный и сухой». Как повествует Апология Дюнкана, «своей холодностью он сокращает количество духов; своей сухостью он придает им способность долго сохранять сильное, упорное воображение; а своей чернотой он лишает их природной светозарности и тонкости». С этим категорически не согласны Вилизий и Роберт Бёртон (автор 900-страничной «Анатомии меланхолии»). Для Вилизия сухость — качество, способствующее быстрому воспламенению, а это характерно бреду и мании, в то время как меланхолия — суть «безумие, протекающее без горячки и приступов буйства и сопровождаемое страхом и грустью». Именно поэтому он считает, что духи при меланхолии набухают от влаги, тяжелеют и уподобляются не столько чистому свету, сколько темному химическому пару. Природа этого пара скорее кислотная, нежели сернистая или спиртовая. Постепенно именно эта точка зрения восторжествует, но ненадолго. Новейшее время спишет меланхолию в ящик устаревших понятий, чтобы лукаво мириться с некоторыми ее симптомами (сиротливо избегая прочих).
Этот экскурс мне понадобился лишь для того, чтобы констатировать простую вещь: как бы мы ни пытались описывать трип-хоп, мы рано или поздно придем к перечислению всех тех качеств, что уже приписаны меланхолии. Посудите сами, метафора кислотного темного пара — едва ли не лучшая находка для схватывания даб-темы в
Трип-хоп часто сравнивают с блюзом, повторяя наивную чушь о «когда хорошему человеку плохо». Нужно быть очень тугим на ухо, чтобы поверить в такую связь. Начать хотя бы с того, сколь смехотворной звучит в мире трип-хопа мысль о «хороших людях». Блюз — это музыка разбитого сердца, но для слушающего Bristol sound сердце — это просто насос, который гонит по венам густую и черную от меланхолии кровь, отравляя себя капля за каплей. Это музыка разбитого ума, заставляющего страдать сердце.
Это не музыка борьбы, победы или поражения, это музыка особой тональности — бессмысленной борьбы, пустой победы, ничем не окончившегося поражения. Как будто ты осознал, что ничего не изменится — соврать, промолчать, сказать правду — все едино. Такой взгляд чем-то сродни нуару, поскольку строится не на изображении, а на эффекте переворачивания смысла увиденного. Речь идет о предельно субъективных мыслях и переживаниях, а не о мире вокруг. Однако через эту субъективность вы многое узнаете и о мире. Когда вы прикладываете морскую раковину к уху, вы представляете себе, что слышите звук прибоя. На деле вы слышите шум собственной крови, которая, однако, родственна своей ритмикой прибою, а по происхождению и составу в самом деле является частицей океана. Тоже самое и в бристольском трип-хопе: вы почти не встретите здесь текстов о социальных проблемах, но, слушая эти субъективные отчеты собственного бытия, мысли о том, что окружающий мир основательно прогнил, появятся сами собой.
Стиль трип-хоп относится к нетипичным проявлениям современной музыки, поскольку весьма далек от демонстративности. Любая эстрада по сути истерична и рассчитана на внешний эффект. Но есть музыка, которая напоминает скорее обсессивный невроз с параноидальными, доходящими до бреда навязчивыми мыслями. Общий настрой — трагизм без трагедии. Накал драм и страстей стёрт и замылен. Лирический герой страдает не от конфликта, а от «невероятной естественности вещей». Японцы это состояние называют ваби. Ролан Барт однажды написал, что Дзен выделяет четыре вида чувственной нехватки, вызывающей грусть: одиночество (саби), ностальгия (аваре), чувство странности (юген) и печаль, что охватывает меня
Это музыка обрубков и спиленных деревьев. Это музыка рук, хватающих в холодной воде палые листья, словно звезды. Это музыка задолбанного стрессом опасных подворотен белого, живущего в черном районе. Это музыка желания купить пистолет, не отдавая себе полного отчета в том, против кого он будет направлен. Это музыка заброшенных увеселительных заведений, где когда-то клубилась жизнь. Это музыка грязного и притягательного борделя, сочетающего старинный стиль и неон.
Эта музыка — воплощенный анти-дзен. Потому что ни за что она не откажется от своих схваченных наобум дефективных и бесполезных образов и смыслов.
Собственно, именно таковой представляется жизнь, если позволить себе роскошь отказа от некоторых условностей и индивидуальных упований. Это гребанная жизнь, которая не только радость, но и бремя. Причем, никому не нужное. Все мы ограничены и кастрированы. Ни один человек не составит счастья и полного удовлетворения другого одним фактом своего существования. Даже сам для себя. Каждый человек — хромая обезьяна. И вспоминая об этом, мы переживаем тревогу и ужас, от которых привычно сбегаем кто во что. Однако иногда нам удается взглянуть на это чуть более отстраненно, и тогда приходит меланхолия. В конечном счете, меланхолия — это то чувство, которое испытывает человек, когда понимает, что даже звезды на ночном небе существуют лишь для того, чтобы кануть в черноту небытия. И если кто и сберег их, дабы мы могли их увидеть, так это та самая бесконечная тьма, что позволяет им светить. Никто не зарезервировал для нас места на небе. Но иногда мы вспоминаем, что, как говорил Саган, и мы, и грязь под нашими ногами — это звездная пыль.