В 90-е — начале 2000-х годов многие заговорили о тенденции гиперреализма в массовой культуре. Изображение материи и плоти такими, какими их вряд ли увидишь в реальности, стало модным в рекламе, фотографии, кино. Гиперреализм по мнению Бодрийара проник не только в визуальную сферу, но стал общей чертой всей культуры постмодерна. Современную порнографию и квадрофонию он также отнес к феноменам гиперреального. Однако едва ли не наибольший размах эта манера получила в фотографии — и даже не порнографической, а в гастрономической. Широко распространенное в современном глянцевом журнале и в интернете, это явление получило название фуд-порно.

Прежде всего, что это такое?

Термин «food porn» в 1979 году использовал один активист в борьбе за правильное питание, который так обозначил то, что не заслуживает называться едой. Под фуд-порно он имел в виду нездоровую пищу. Однако, как замечает автор одной из заметок о фуд-порно, намного ближе по смыслу к современному пониманию был термин «gastro-porn» журналиста Александра Кокбёрна. В 1977 году тот написал, что невозможно не заметить параллели между руководствами по сексуальным техникам и книгами с кулинарными рецептами — в обоих случаях максимальный акцент сделан на получении удовольствия. Возможно автор вышеуказанной заметки прав, считая, что термин от первого в итоге обрел смысл от второго.

Как бы то ни было сегодня под фуд-порно понимается прежде всего фото и видео, в котором сделан сильный упор (в том числе в визуальной подаче) на процесс приготовления пищи и демонстрацию готовых блюд. Отличить фуд-порно от другого изображения кулинарии удастся лишь по нюансам и формальным признакам. Коротко и иронично эти признаки сформулировал в своем тексте об этом феномене Василий Корецкий. Вот эти признаки:

1. Натюрморты в книге или журнале занимают больше места, чем, собственно, рецепты;

2. Изображенные на фотографиях продукты обладают очевидной антропоморфностью: поросята имеют загар, жареная курица так и норовит понежиться на листьях салата, клубничка бежит купаться в кристально чистой воде и так далее;

3. Избыточный дизайн блюд, не являющихся кондитерскими изделиями;

4. Присутствие в кадре в меру упитанной женщины, получающей оральное удовольствие от дегустации (неважно чего) или смеющейся над салатом;

5. Злоупотребление уменьшительно-ласкательными суффиксами в названиях блюд или рецептов;

6. Злоупотребление прилагательными и образами в тексте рецепта;

7. Использование в рецепте заведомо труднодоступных ингредиентов;

8. Худоба автора книги или ведущего гастротелепередачи.

К этому списку стоит добавить лишь еще один признак (пожалуй, самый главный) — это маниакальный интерес к сокращению дистанции между зрителем и объектом, достигаемый крупными планами, фокусами на тактильных деталях, тактильными метафорами в описании и откровенными намеками на не-диетичность блюд. Заговорщически-интимная атмосфера, несмотря на публичность — вот что пытается создать фуд-порно.

В последнее десятилетие фотографии в стиле фуд-порно стали массовым явлением. При этом в визуально препарированной плоти, выглядящей ярче, четче и реальней, чем любая реальная вещь — есть нечто сюрреальное, словно это фотоснимок фантазии. Что-то завораживающее и тревожное промелькивает в этих бесчисленных снимках с хештегами #food_porn и #foodgasm. Как и любая другая вещь, касающаяся наших фантазий и желаний, фуд-порно позволяет почувствовать всю двусмысленность тех объектов, то мы вожделеем — возможно они никогда не были ценны сами по себе, а важен лишь эффект от искажения самого взгляда на них?

При этом в фуд-порно можно увидеть не только новое веяние, но и традицию. Например, если рассмотреть его как этап конструирования современной формы натюрморта и нового зрителя. Воскрешение натюрморта в наши дни весьма иронично. Натюрморт вырос из жанра Vanitas, ставшего актуальным в раннем барокко — этот жанр изначально был ориентирован на воспроизводство символов и аллегорий, напоминающих о бренности жизни и мимолетности любых достижений и удовольствий. Впоследствии натюрморт, как мне кажется, станет не столько экраном для смыслов, сколько демонстрацией художественной техники (изобилие форм, оттенков, фактур), но некоторый намек на недолговечность материального в нем остается. Возврат к натюрморту и в последующие столетия всегда тесно связан с изменениями техники (например, обращение к нему в импрессионизме, кубизме и т.д.). Забавно, что именно современный любитель «заморачиваться» на счет еды ничего не желает знать о бренности бытия.

Итак, как же случилось, что наши современники столь увлечены едой и ее фотографиями, что даже рифмуют ее с порнографией?

Вообще еда и секс всегда были родственны друг другу, поскольку и то, и другое тесно связано с удовольствием, властью и выживанием. История метафор, объединяющих эти две вещи, сложна, богата и уходит корнями в доисторический период. Например, метафора добычи, применяемая и там, и там — явно оттуда. Вместе с тем в Западной культуре (с Нового времени) отношение к ним было диаметрально противоположным: секс вытеснялся, сублимировался и табуировался, в то время как в пище вообще сложно было найти какие-то культурные ограничения (поскольку это столетия секуляризации, то религиозные запреты и посты оказывали очень малое влияние). Раскрепощение нравов, произошедшее в ХХ веке, изменило прежнюю диспозицию, в какой-то степени уравняв положение еды и секса в обществе.

Там, где происходит раскрепощение, рано или поздно становятся востребованы новые запреты и границы (поскольку они и поддерживают желание). И в каком-то смысле во второй половине ХХ века они коснулись еды даже больше, чем секса. Многие отмечали тот момент, что кулинария и прием пищи хотя и не табуированы, но их прямое изображение воспринимается как нечто сниженное, а иногда и даже постыдное. Так, например, в кино поедание пищи — почти всегда маркер злодея, а сама еда — то, что должно оставаться за кадром (эти темы хорошо обыгрываются в «Повар, вор, его жена и ее любовник» Гринуэя, «Большой жратве» Феррери и «Призраке свободы» Бунюэля). Но и в повседневности неявный запрет на интерес к тому, как и что едят другие, ощущается отчетливо. Я признаться всегда смотрю, что несут в корзинах и тележках другие люди, при этом испытывая нечто схожее с удовольствием перверта. Все это отражается в дискурсе. Забота о калориях и витаминах, об экологичности и этичности производства, о влиянии на фигуру и здоровье в современном западном обществе мало чем отличается (по характеру обязательности и степени паранойяльности) от озабоченности харасментом и оргазмом, правами секс.меньшинств и дискриминацией и т.д., и т.п. Изменилась подача этих ограничений, но не их характер: теперь ограничения представляются как плата за доступ к наслаждению.

Запреты и требования, пусть даже подталкивающие к наслаждению, а не препятствующие, всегда создают фантазмы об их непринужденном нарушении, т.е. о своего рода ручной перверсии. В сфере сексуальности одной из реализаций этого фантазма всегда была порнография. Порнография стала неотъемлемой частью некоторых дискурсов и форм визуальности. Но можно ли признать фуд-порно точно таким же феноменом в сфере еды?

Мой ответ: И да, и нет.

С одной стороны, современную порнографию и фуд-порно объединяет стремление продемонстрировать не реальные объекты\тела, а то, как их представляет рамка фантазма. Мечта конструирует объекты желания противоречивым образом: одновременно как нереальные и доступные. Ничего общего с простой фотографией это не имеет. Уже с появлением фотографии порнографы столкнулись с проблемой, что простое изображение обнаженных тел не всегда выглядит возбуждающе. Именно поэтому фуд-порно «заимствовало» некоторые приемы съемки у порнографии — последняя все–таки обладает большим опытом в создании иллюзий.

Сюда следует добавить и функциональное сходство этих феноменов. Если попробовать точно определить место фуд-порно в сознании потребителя, то в целом оно займет место аналогичное повседневному использованию порнографии — это либо активное фантазирование, либо напротив ритуал расслабления (снять нагрузку с головы, отвлечься). Первое — бытует не только при просмотре порнофильмов, но и без всякой меры используется в рекламе для привлечения внимания, второе — вырабатывается как род защиты против этого. Фуд-порно используется точно так же. Это сфера фантазий, которую искусственно раздражают глянцевые журналы и люди, питающиеся полуфабрикатами, но мечтающие о большем. Но в более редких случаях — это чистой воды эстетика, наслаждение цветом и формой на картинках, которое в очень малой степени провоцирует слюну.

С другой стороны, многие критикуют этот термин как неадекватный, поскольку уверены, что эти два явления несравнимы.

Во-первых, критикуют, потому что «фуд-порно» — это рекламный термин, привлекающий внимание скандальностью, которой по сути нет. Ничего запретного в фотографировании еды нет, а если кого и шокируют сочные сладкие или жаренные продукты, то только неадекватных адептов здорового питания (их становится все больше, но не настолько, чтобы провести аналогию с теми, кого фраппирует порнография).

Во-вторых, критики сетуют на разницу в задачах. Порнография, по их мнению (о святая простота!), рассчитана целиком на возбуждение, в то время как задачи фуд-порно более разнообразны. Среди таковых навскидку можно выделить следующие: формирование спроса, привлечение внимания, подтверждение статуса, эстетизация.

Последний довод весьма спорен. На мой взгляд подлинная задача порнографии — поддерживать иллюзию, что наслаждение существует в сексе. Это весьма схоже с тем, как я понимаю фуд-порно. И совсем неудивительно, что создавать поддержку для размещения наслаждения в еде в западном обществе начали в эру фаст-фуда, полуфабрикатов и консерв. Здесь следует еще раз отметить, что в наше время происходит изменение самого восприятия порно. Как заметил Жижек, возможно современный типичный зритель порнографии — это уже не тот, кто возбуждается и онанирует параллельно просмотру, а тот, кто интерпассивно наслаждается сексом на экране (т.е. другие получают наслаждение за меня, освобождая меня от такой необходимости, что позволяет избегать требования и разгрузить голову без прямой физиологической разрядки). Разве просмотр еды в Инстаграме — не та же самая интерпассивность?

И все–таки есть нюанс, про который мало говорят, но он как раз позволяет увидеть отличие функций. При всей схожести порно и фуд-порно, в последнем, как это ни парадоксально, более явно звучит тема желания (а не только удовольствия). Порнографы «понимают» желание более утрировано. В фуд-порно я вижу не только вуаеристское удовольствие, но и прибавочное наслаждение от рождения и испытывания самого желания. Последнее ощутимо при умеренных формах увлечения фуд-порно, при выраженном фанатизме — совсем иная история (об этом дальше).

Как же совершилось визуальное превращение еды в объект желания?

То, что произошло в фотографии блюд в 60-е, я бы описал как переход от декора к дизайну. Такой же переход происходил в архитектуре, живописи, интерьерах в довоенный и послевоенный периоды, где-то раньше, где-то позже. После ар нуво дизайн вытеснил или подчинил своим задачам декор. В фотографии еды до «Великолепных обедов» основная ставка была сделана на дополнительные украшения — салфетки, свечи, цветы, фарфор. Сама же пища снималась при обычном освещении, общим планом, так как она бы лежала на обеденном или кухонном столе. Джон Доминис (известный фотограф, работавший в LIFE) полностью изменил свой подход: он посчитал, что если сама еда не возбуждает желания (и смотреть, и попробовать), то никакие дополнительные атрибуты не помогут. Отец Доминиса был шеф-поваром, да и сам фотограф любил готовить, поэтому он быстро нашел возбуждающую манеру съемки. Ставка была сделана на крупные планы, неожиданные ракурсы, комбинированные съемки и искусственные эффекты (так, например, в его фотографиях табачный дым имитировал ароматный пар от мясных блюд). В последствии фотографы, работающие в рекламе, изобретут десятки приемов, позволяющие подать продукты в наилучшем свете. Стремление использовать фактуру продуктов или особую нарезку/подачу для эстетизации блюд тоже вписывается в идею дизайна. Сегодня дизайнерский подход продолжает доминировать, хотя используется и декор. Принцип дизайна предполагает свободу от субстанциональных качеств предметов (да и самого субъекта), поэтому больше, чем декор подходит для создания иллюзии — желанного, вкусного, изысканного.

Пытаясь найти некую результирующую в фуд-порно, обычно говорят либо о сублимации (еда вместо секса), либо о перверсии (еда и есть секс). Прежде и я придерживался схожего мнения. Порнографичность современной культуры во многом выражается в подспудной фетишизации всего, в превращении вещей, тел, аффектов и их репрезентаций в товар. Проблема с таким объяснением в том, что все мы, находясь в контексте современной культуры, немного фетишисты и вуаеристы, так почему некоторые — более явно? Те, кто не сбежал от цивилизации в тайгу, по большей части одинаково подсажены на замену реальности знаками. Люди больше смотрят кулинарные книги и шоу, чем готовят. Люди чаще созерцают эротические сцены и секс, чем бывают открыты новому опыту в этой сфере. В этом смысле те, кто слишком серьезно относится к изображению еды — выглядят несколько скандально на фоне остальных.

На мой взгляд, фуд-порно — это не просто еще одно явление современности, это симптом. Самое интересное не в том, что это что-то современное или массовое, а в том, что это распространенный симптом (вроде анорексии, которая тоже получила широкое распространение относительно недавно), который таковым не считают. Любитель фуд-порно мне представляется вовсе не классическим невротиком, не первертом, не психотиком, здесь речь идет скорее о «пограничном неврозе». Термин «пограничный невроз» все чаще возникает в клинике неврозов, поскольку новые реалии сталкивают психотерапевтов с чем-то непохожим на классическую структуру истерического и обсессивного неврозов.

Пограничный невроз — размытая категория (а часто вовсе «мусорная»), но все–таки определенное согласие по некоторым моментам существует. Носитель пограничного невроза в значительной степени озабочен проблемами сепарации и индивидуации, в то время как невротическая структура вытекает из Эдипа. Такой человек осознает реальность и часто хорошо встроен в нее, но при этом в ряде случаев проявляет себя как психотик — например, в ситуациях тревоги, когда у него происходит регресс к примитивным защитам. В отличие от психотика такой человек чувствителен к интерпретациям, но очень болезненно относится к теме собственного Я. Представление о себе у пограничных невротиков полно противоречий и разрывов, поэтому они избегают подробных и внятных описаний себя. В этом смысле любитель фуд-порно скрывается за фотографией собственного обеда, делая вид, что она исчерпывающе его характеризует. Вообще эта структура все чаще встречается у людей, в ряде случаев ее можно видеть в узнаваемой манере оправдывать себя: психосоматика, депрессии, панические атаки и прочие болезненные проявления они объясняют стрессом. Кстати сказать, в психике, не знающей более продвинутых защит, часто встречаются и серьезные проблемы со способностью откладывать удовольствие.

В том, чтобы увидеть, что фуд-порно выполняет функцию защиты для некоторых людей, нет особой сложности. Сложнее понять, что за защита и как она работает. Мне кажется, что наиболее полно в фуд-порно воплощается расщепление. Там есть и отрицание, и проекции, но они явно выражены лишь в индивидуальных случаях (например, наверняка, есть такие фанаты фуд-порно, что способны маниакально отрицать физические потребности или финансовые ограничения). Инфантильное Эго таких людей не способно интегрировать две стороны пищи. Еда — амбивалентный феномен, она может нести как удовольствие (и орально-вкусовое, и визуальное), общение, успокоение или чувство бодрости, так и напротив — боли, тяжесть, усталость и бессилие, изоляцию или неодобрение от других. Негативные ощущения не только повышают уровень тревоги, но и актуализируют вопросы идентичности (кто я?). Не в силах принять и адекватно символизировать эту амбивалентность, такой субъект попросту придумывает две «еды» — одна «хорошая» (она желанна уже потому, что представляется своего рода беспроблемным партнером), другая «плохая» (маркер того, что в ней плохо — возникает либо биографически, либо заимствуется из дискурса).

Поэтому фуд-порно — не просто реализация иллюзии что наслаждение сохраняется в еде, но для некоторых его фанатов и способ убежать от необходимости интегрировать негативные феномены (касающиеся пищи). Последнее сложно не заметить: хотя фуд-порно и возникло на почве проблемных дискурсов о еде, в этом мирке нет ни единого намека на проблемы и последствия. Это слайд из вселенной, в которой неизвестны гастрит, ожирение, стесненность во времени и средствах, недоступность качественной пищи/воды, даже банальное отсутствие аппетита. В реальном же мире, еда — всегда компромисс. И возможно, это учит нас очень многому. В то же время в крайних ситуациях порно и фуд-порно остаются лазейкой к поддержанию наших фантазий, которые тоже необходимы. В конечном счете именно фантазии разжигают аппетит к жизни.

Так что приятного вам аппетита.