История всех обществ, существовавших с момента открытия Америки, была историей борьбы метрополий и колоний. Испанцы боролись с индейцами, а британцы — с индусами. Войдя в большую и недружную европейскую семью в XVIII веке, Россия не стала исключением.

Но если для прочих разница положения метрополий и колоний очевидны — на них указывают культурные, пространственные, языковые границы — то в случае с Россией все не так просто. Кто тот несчастный индигенный народ, угнетенный злыми русскими? Прибалты, коренные народы Севера, народы Кавказа? И да, и нет.

Колонизация — это всегда две возможности. Индейцы завоеваны и истреблены, но индусы завоеваны и подчинены, а затем — освобождены. Подчинение означает управление послушными телами: классификацию и дисциплинирование. Классификация дает знание — индийская нация существует, пусть с точки зрения колонизаторов она и неполноценна; дисциплинирование дает социальный порядок — индийское государство существует, пусть оно и должно подчиняться британской короне. Когда же сброшены оковы расизма и колониализма, индийская нация и индийское государство восстают и обретают свободу, то есть субъектность.

Половина народов России уже имела субъектность до колонизации или приобрела ее в процессе, как индусы. Другая половина в результате колонизации ее потеряла без перспективы на возвращение, как индейцы. Казалось бы, деколонизации империи произошла в России, как и в прочих европейских государствах: освобождены республики бывшего Союза: вот они обрели субъектность, вот они обрели самостоятельность.

Горькое разочарование от распада европейских империй сменяется сначала осознанием выгод экономической реколонизации, а затем — угроз обратной колонизации, когда жители бывших колоний заселяют бывшие метрополии. Если и есть в России схожие явления, то это зачатки и бледные тени европейских процессов.

Неужели российская империя никуда не делась? Если так, то где они, индигенные народы и где российские колонии? Различия между метрополиями и колониями исторически были явными и всячески подчеркивались. Здесь все: цвет кожи, язык, религия, одежды, нормы поведения. И снова, если предположить, что колонии России находятся на Кавказе или в поволжских республиках, мы должны будем признать, что различия ничтожны. Сравните Лондон и Бомбей с Москвой и Казанью.

Ответ на эту империалистическую загадку, завернутую в тайну, помещенную внутри головоломки, возможно, лежит в области шизофренической русской культуры. А именно: русский колонизировал русского. Русский оккупировал не Варшаву, он ввел танки в собственную душу. Сон разума порождает внутреннюю империю.

Для колонизируемого возможно два исхода: индейский и индусский. Таковы издержки жестокости колонизации: практически полное уничтожение или обретение субъектности и национального государства. К-русский, порабощенный М-русским, будет им истреблен или восстанет и освободится от него, получив шанс построить национальное государство.

Индус и индеец точно знают своего противника: вот он, надменный колонизатор, между ними пропасть. М-русский и К-русский — одно и то же, и оторвать одного от другого сложно, если вообще возможно.

В попытках освободиться от М-русского писали романы Толстой и Достоевский и едва ли они могли предложить в конце жизни эффективный сценарий внутринациональной антиимпериалистической революции. Попытки освобождения привели и к терминологической шизофрении россиянин-русский, и к вечному дуализму богоискательства и богоборчества. Русские поиски себя: К-русский сидит в кресле в кабинете Бога-исповедника и пытается отделить от себя репрессивную липкую субстанцию М-русского.

Есть ли сейчас внятная программа освобождения от любящего быструю езду М-русского, агрессора и оккупанта, империалиста и вечного кочевника, жаждущего развязать войну? Утвердительный ответ был бы чересчур самонадеянным.

Может, отсечь М-русского топором? Нельзя — фантомная имперская конечность будет болеть и гноиться, вновь и вновь причиняя страдания миллионам душ. М-русского нужно отчертить пером. Изреченная мысль превращается в ложь: Владимир Сорокин, проговаривая распад России в форме антиутопии, как шаман, заговаривает дьяволов. Так и мы, обличая М-русского, выставляя его на свет, даем ему понять: мы знаем твое настоящее имя, нечистая сила, и поэтому можем овладеть твоей сущностью. Произнося имя, мы обличаем, обличая — критикуем, и, в конце концов, получаем власть. А власть-знание дает нам шанс на освобождение. Шанс, не более того.