Знаменитый физик-теоретик Нильс Бор, в одной из своих бесед с Вернером Гейзенбергом заметил: «Мы вообще не имеем права применять слово “феномен”, не уточнив при этом, какую экспериментальную методику или какой инструмент наблюдения мы имеем в виду».

Очень часто факт относительности восприятия принимает общую форму наиболее удобной точки зрения. Большое количество людей, обретающих внезапно для себя голос в интернет-пространстве, заинтересовано в наличии у себя мнения о том или ином событии или явлении. Так как поступающей информации слишком много, а «профильтровать» ее через себя нужно всю, выбирается наиболее легкий путь оценки, а именно ретрансляция из авторитетных источников, с вкраплениями собственного стиля, обусловленного эмоциями и пафосом знания. Из этого получается мнение, очень скоро становящееся шаблонным посредством «сарафанного радио». Это удобно, так как каждый может пользоваться им как своим собственным. Любую вещь можно опошлить, всего лишь определив ее.

Речь здесь пойдет о режиссере Александре Николаевиче Сокурове как явлении, через его тетралогию власти — «Молох» — «Телец» — «Солнце» — «Фауст». Я не берусь давать анализ фильмов или заниматься кинокритикой, хотя бы по той причине, что не имею ни средств на то, ни профессиональных навыков. Задача моя скорее сводится к тому, чтобы на основании собственного опыта рефлексии провести короткое феноменологическое исследование. Сама феноменология употребляется мною более в качестве универсальной философии для данного исследования, нежели как школа, которой я должен буду придерживаться. Результат рефлексии можно будет назвать опытом, следовательно, априорным фактом.

Из чего исходят факты? Если сравнивать два разных акта мышления, направленных на один и тот же предмет, то выводы из рефлексии каждого, то есть факты, будут случайны относительно друг друга. Не случайными факты окажутся в том случае, если каждый акт мышления рассматривать по-отдельности. Учитывая культурный опыт, текущее состояние, а также расположенность к определенному виду заключений, можно говорить о закономерности вывода из рефлексии.

Впечатление складывается из множества деталей, некоторые из них имеют большее значение, в зависимости от того, какие цели преследует критик или обозреватель.

Ценители творчества Андрея Тарковского видят в Сокурове его верного последователя. Каждый кадр и сюжетный ход они проверяют на предмет сравнения, поражаясь гению и визионерству Тарковского. Для других Сокуров это лауреат множества конкурсов и международных кинофестивалей, один из ста признанных гениев мирового кино. Для третьих он общественный деятель. Для четвертых уникальный режиссер и гордость страны (или позор — не важно) и т. д. Что же говорить о том множестве, которые включают его в политический спор между собой? Таким образом «Сокуровы» размножаются и накладываются на сознание зрителя так, что фильм оказывается предопределен статусом мысли, того самого факта.

Однако существует и другой Александр Сокуров, тот, что на экране, который воспризводит в картине себя и тем самым себя исчерпывает. Чтобы показать изначальность формы того, чем является Сокуров в своем творчестве, можно представить себе одну из его кинокартин, показанную в абсолютно пустом зале кинотеатра. Мысль Сокурова, данная для чужого восприятия — закономерность. Глядя, например, «Фауста» нельзя сказать, что Цайлер в роли Фауста мог бы поменяться ролями с Антоном Адасинским в роли ростовщика или что это вообще могли бы быть другие актеры. То же касается и ритма, цвета, звука. Сокуров, или, если принять абстракцию, то его явление — это последовательность кадров; это их совокупность. Кинокартина закована во времени, действие ее зациклено и неразрывно. Предыдущий кадр объясняет смысл последующего. Еще Декарт заметил, что суждение о вещах и явлениях поддерживает их пристутствие.

Из интервью, взятого у Сокурова на Венецианском фестивале, известно, что тетралогия власти была задумана еще в 1980 году, в то время, когда было даже сложно представить, что хоть одна из его картин увидит свет в прокате. Следовательно, от стадии замысла, до стадии полного осуществления прошло более тридцати лет. Для современного искусства цифра грандиозная. В последнее время, примерно со второй половины XX века, когда искусство, и, в частности кино, стали ориентироваться на широкую публику, мало найдешь примеров такой неотвратимости долга перед намеченной целью, перед самим творчеством.

Акт большого замысла с точки зрения потребителя иррационален, он не отвечает вкусу мгновенного удовлетворения естественной потребности посмотреть кино. Так произошло и с фильмом Алексея Германа «Трудно быть Богом», на который обычный зритель, подхватив по привычке мнение людей фанатичных или более сведующих в киноискусстве, возлагал особые надежды. Фильм в итоге вызвал в основном негативные реакции. Врядли, однако, он произвел бы иное впечатление, если бы появился в прокате на 5 или 8 лет раньше. Просто куски таких размеров перевариваются очень медленно, и неподготовленного зрителя выворачивает наизнанку.

Но в отличии от Германа фильмы Сокурова очень просты для восприятия, у них средний ритм и классические формы. В «тетралогии» нет наглядного абсурда, нет загадки, напротив — кадр за кадром герои раздеваются, очеловечиваются. В плане самой картины у Сокурова можно наблюдать все составляющие, изложение предельно ясно, в чем немалая заслуга Юрия Арабова, который писал сценарии ко всем фильмам «тетралогии».

Задача документального кино — изложить факты так, как они есть, чтобы на их основании зритель сам мог составить себе образ эпохи, события и людей, в нем задействованных. В фильмах Сокурова образы исторических деятелей тяжеловесны, к ним нужно подстраиваться и это несколько отвлекает. Зритель занят сопоставлением своих знаний и опыта с тем, что он видит на экране. Перед ним предстает что-то шуточное, игровое — Гитлер-ипохондрик с бюргерским брюшком, Геббельса почему-то играет женщина, совершенно по-детски безвольный Ленин, Хирохито, национальный Бог и Солнце, оказавшийся во власти довольно человеческих обстоятельств и только Фаусту — мало. Здесь уже сразу можно наметить линию главного лица власти — от Гитлера до Фауста — от самого бездарного и подчиненного обстоятельствам к самому независимому, направленному в бесконечность. Император Хирохито понял, что над человеком есть Природа, Бог, иная власть и смирился с этим, Фауст проник по ту сторону Истины через любовь к Маргарите.

Любопытно, что в интерпретации Сокурова женщина является вратами природы, той гранью, которая определяет личность, что недвусмысленно было продемострировано в заключительной части тетралогии — «Фаусте». В ранней мифологии женское влагалище обозначалось как двери или ворота, через которые человек входит в новый для него мир. Фауст с помощью Маргариты увидел новый и мир и вошел в него. Пах Маргариты, показанный крупным планом, стал символом жизни, творящей природы — нерушимым законом и властью, к пониманию которой вел Сокуров через череду сопосталений.

В «Молохе» Ева Браун, — воплощение vis viva, — живущая мгновением поставлена напротив Гитлера, нагруженного смыслами, мыслями, осознанием и переживанием своей судьбы. Наблюдая за ней, он понимает, что его гложет и убьет в конце концов, ведь после смерти — ничего нет. В «Тельце» Крупская представлена женщиной также мало занятой глобальными вопросами, как и Ева Браун в «Молохе». Ее больше занимают козявки в носу вождя пролетариата и рваные чулки на себе. Однако на откровение Ленина — «Вы не представляете, что вас ждет после меня!» — она отвечает: «Все останется по-прежнему». И он знает, что она права.

В «Солнце» ситуация обратная. Уже сам император Хирохито сообщает своей супруге, императрице Кодзюн, что император больше не Бог, и цитирует стих, написанный им незадолго до этого: «Равнодушное время стирает и то и другое…», тем самым освобождая себя от нечеловеческого груза и возвращаясь к человеку, природе. У кого как не у женщины искать сочувствия в таких вопросах?

Пусть власть на Земле и не посредник Бога в общении с людьми, но духовный орган, принимающий в себя конечный, крайний смысл бытия. Предполагать в своем знании такое значение слишком много для спокойного существования. Воображение не может вынести объективности Истины. Концентрация мысли на этой Истине — губительна психологически. Именно это стало причиной помешательства Гитлера, похоронившего себя еще в 39-ом и Ленина, требующего у руководства партии яда после безрезультатных попыток победить смерть. В литературе пример такого помешательства, когда человек не вмещает истины, внезапно сошедшей к нему, можно увидеть в рассказе Набокова — «Ultima Tule», где Адам Ильич Фальтер, получив неведомо откуда знание об Истине, не может с ней совладать, отчего и умирает. Правда, в рассказе получение Фальтером истины является случайностью, тогда как в жизни такой дар закономерен и рано или поздно каждый человек встает перед осознанием своей ограниченности перед природой, а природа есть случай.

Хирохито в «Солнце», в отличие от иррационального Гитлера и безвольного Ленина, стадия понимания бессмысленности прежних приемов власти, а также вообще значения какой-либо власти. Это продолжение пути. Однако там нет новой силы, нового пути давления, свежих амбиций, но есть компромисс и смирение. Окружение Хирохито видит в нем посланника Бога, оставаясь верным прежним традициям несмотря на неловкость ситуации. Они смотрят сквозь него, они видят историю, видят идол, тогда как он сам принимает своего противника — американцев, в лице генерала Макартура — как неотвратимое. Он уже не сходит с ума, а меняется вместе с обстоятельствами. Хирохито знал правду, но отказался носить ее в себе: «Равнодушное время стирает и то и другое».

«Фауст» в тетралогии является более самостоятельным художественным произведением, нежели три предыдущих; в нем воображение художника, работающего над картиной, не сдерживают уже устоявшиеся образы, ограниченные исторической трактовкой. «Фауст» стал кульминацией всей тетралогии, несмотря на то, что Сокуров не отдает особого предпочтения ни одному из четырех фильмов, заявляя о их равнозначности. «Фауст» вобрал в себя все составляющие предыдущих картин и подвел итог, проведя черту между божественным и человеческим. Там есть Вагнер, ученик Фауста, который как Ленин в «Тельце» и Гитлер в «Молохе» сходит с ума от осознания видимой границы человеческих возможностей. Без веры в Высшее, ту бесконечность, в которую был устремлен его учитель Фауст, Вагнер пытается создать нечто совершенное и у него получается гомункул — уродливое существо, — творение, отражающее душу творца. Случайным образом гомункул погибает, судьба Вагнера предопределена. В роли случая снова выступает женщина — Маргарита. Отбиваясь от приставаний Вагнера она как бы случайно задевает сосуд с гомункулом, тот падает и разбивается.

В «Фаусте» есть и искушение властью, которую предлагает Мефистофель в образе ростовщика. Но власть, даруемая ростовщиком, слишком человеческая и Фаусту ее мало. Он не заботится о последствиях и заключает договор с дьяволом, чтобы продолжать поиск неизвестного. Ростовщик только предоставляет возможность и дает средства на исполнение задуманного. Искушение властью оказалось бессильно удовлетворить Фауста. Мефистофель, дьявол — явление исключительно человеческое и действует лишь с человеком. Но там, где видят Высшее, человеческого недостаточно. Фаусту мало, и он, завалив грудой камней ростовщика, олицетворяющего человека, устремляется «туда», к Богу.

Александр Николаевич Сокуров представляет собой и своим творчеством западный путь развития культуры, путь Фауста, которому присущи и судьба короля Лира и идеал женщины-Богоматери, Мадонны. «Искусство, отмеченное роковой необходимостью». В картинах Сокурова есть моменты неловкости и вольной грубости в обращении с деталями, он редко оборачивается назад, чтобы все исправить. Свое творчество он воспринимает как дар, в который лучше не вмешиваться. В таком подходе есть и инфантилизм и искренность, являющиеся нетъемлемой частью гения.

Гете, отдававший свои силы для работы над «Фаустом» на протяжении почти шестидесяти лет, в стихотворении «Границы человечества» (Пер. А. Фета) заключил:

«Ибо с богами
Меряться смертный
Да не дерзнет:
Если подымется он и коснется
Теменем звезд,
Негде тогда опереться
Шатким подошвам,
И им играют
Тучи и ветры».