2-го марта стартовал лекторий Школы искусств и наук (ШИН) — новой образовательной среды, соединяющей современное искусство, антропологию, кино, театр и психологию.

О школе

Школа искусств и наук Московского Международного Университета (ШИН) — это учебная институция принципиально нового формата. Она основывается не только на лекциях и курсах, приближающих студента к овладению той или иной профессией или дисциплиной, она создает поле, где разнородные знания выстраивают единую (интегральную) картину мира. Чтобы построить эту картину, нужно собрать ее как пазл. Она собирается из разных областей наук о человеке.

Человек всегда принадлежит «своему» поколению, это означает что он должен находится на высоте идей своего поколения. И Школа, кроме профессионального образования и специальных знаний, должна передавать студентам эти идеи.

В Школе искусств и наук ММУ три магистральных направления: классическое гуманитарное образование в лучших традициях ведущих европейских университетов, соответствующие времени и месту практики и огромный спектр междисциплинарных знаний, отвечающий запросам современности.

За фундаментальное гуманитарное образование в Школе отвечают ведущие российские и зарубежные теоретики — философы, социологи, историки и представители других академических дисциплин. За практическую работу — кураторы, художники, музыканты, дизайнеры, программисты, архитекторы и специалисты из культурных других областей.

Школа выпускает не только гуманитариев, полезна не только будущим философам, писателям, режиссерам. Она выпускает менеджеров и кураторов, формирует специалистов, которые свободно ориентируются в современной теории и практике. Наш выпускник — человек, обладающий базовыми навыками работы со всеми медиа: от создания бумажных изданий и веб-проектов до организации выставок. При этом к любому проекту он относится как современный художник: самое важное, чем он обладает, — это критический взгляд. Наша цель воспитать специалиста, который не просто умеет производить культурные проекты, но и развивает непосредственно сам язык культуры.

Одно из направлений Школы — проектная деятельность. Студенты работают с производствами, арт-галереями, музеями, сосуществуя в разных средах и исследуя их возможности и запросы. Мастер-классы проводят успешные «носители» проектной деятельности, а большой упор делается на индивидуальную работу со студентами. Однако уникальность Школы не только во встрече со «звездами», студенты наращивают общекультурный багаж и знания в проектной практике. Немалая часть базовых курсов проходит в среде их потенциальных заказчиков. Студенты понимают, на каком языке думает бизнес, государственное управление, экономика.

ШИН — сообщество независимых школ. где разные направления встречаются и пересекаются. Сейчас в состав ШИН входят московская антропологическая школа (МАШ), московская школа новой литературы (МШНЛ), московская школа нового кино (МШНК), Школа кураторских практик и современного искусства, Школа лабораторных исследований теорий и техник театра Анатолия Васильева, Лаборатория психоанализа лакановской ориентации, Лаборатория «О музыке и пространстве», Школа бумажной архитектуры Александра Бродского.

ШИН предлагает программы магистратуры и дополнительного образования, которые охватывают широкий спектр тем от темных онтологий до современных архитектурных проектов, от де- и реконструкции поэзии до практик кураторства в современных музеях. Тесное соприкосновение и формат среды позволяет исследовать пограничные области

Преподаватели и приглашенные гости — исследователи, кураторы, художники, архитекторы, режиссеры — принимают участие в масштабном лектории, посвященном открытию программы ШИН. Среди них Алла Митрофанова, Павел Арсеньев, Полина Колозориди, Алексей Конаков, Сергей Морозов, Наталья Зайцева, Максим Мирошниченко, Анастасия Жилина, Александр Марголин и многие другие. В программе лектория открытие лекции, воркшопы и риддинг-группы, семинары, круглые столы и кинопоказы.

Что уже было?

2-е марта — Сумасбродства бодрствования. Спекулятивный реализм и осознанные сновидения

В то время как лабораторная наука производит и накапливает массив фактов, философия спекулирует на вопросе о самой научной фактичности как артефакте дефицита теоретической чувствительности экспериментаторов.

Невероятно, но факт, что среди лабораторных артефактов «науки» особое место занимает эксперимент Лабержа-Хирна, в котором было объективировано люцидное сновидение. Оно распаковано как факт коммуникации между мирами сна и яви при отсутствии такого основания как общее (для испытуемого (люцидного сновидца) и экспериментатора) бодрствование. Важно, что экспериментальный дизайн Лабержа-Хирна не ограничивался лабораторией, с находящимся в ней оборудованием и ученым-лаборантом — он не нарочно вовлек еще и сцену сновидения, откуда осознанный сновидец подает сновидческим взглядом сигналы в глазные яблоки своего спящего тела и иглу окулограммы.

Александр Монтлевич — философ, участник лаборатории и автор журнала [Транслит], книги в серии *démarche.

Алла Митрофанова — философ, участница киберфеминистского движения, основательница философского кафе на Пушкинской-10, преподаватель Московской антропологической школы.

Ссылка на запись лекции тут

18-е марта — Голосовые объекты, речевые сигналы и психофизиология стиха

Одной из форм эпистемологической трансгрессии авангарда была философия языка — заумного, самоценного или самовитого. Во всех этих названиях очевидна отсылка к самому себе и нежелание отсылать к чему-либо другому — внешнему, прошлому или практическому, возможно поэтому заумь редко связывается с научными открытиями и — тем более — техническими изобретениями эпохи. Однако, как подсказывает история немецкой эмпирической науки о восприятии, в это же время и рядом с еще живущим мифом Поэта с большой буквы физиологи начинают все чаще заниматься отслеживанием траекторий глаз, скоростью произнесения фраз и давая основу физиологической эстетике противостоит всем слишком дискурсивным, слишком институциональным прочтениям художественных объектов, существующих в это же время.

Экскурсы в историю эмпирической и позитивной науки могут быть применены и к русскому авангарду, с которым явно не справлялась романтическая эстетика, но который неожиданно для себя в нашей реплике (дискуссии) окажется в центре не только художественного, но и научного модернизма.

Ранний модернистский поворот в искусстве первых десятилетий XX века оставляет заметный след в осмыслении онтологических основ звука и природы голоса. Стирается граница между между поющим и говорящим текстом, голос становиться явлением, значимым самим в себе. В центре внимания художников и исполнителей оказывается иное или инаковое отношение к привычному инструменту человеческой коммуникации. Переосмысляются границы физиологической нормальности речевых и вокальных практик на сценических подмостках и концертных площадках. Странное и часто редуцированное до пра-звуков поэтическое повествование, монтаж нелинейных полифоний обыденных текстов, отказ от узнаваемых и комфортных для уха паттернов письма — все это становиться частью борьбы за новую типологию композиторского монтажа звуков и идей. Приняв новаторские приемы нововенской школы, американские композиторы эпохи Fluxus’а переизобретают отношение к голосу, заостряя его перформативную природу и расширяя потенциал его физиологических возможностей. Во второй половине прошлого века благодаря работам великих французских мыслителей происходит автономизация голоса, его модуляция в объект. Явление голоса обретает строгую политическую огранку и выноситься за границу телесной природы его источника. Vox populi обретает новую телесность в цифровом информационном поле, магнетизируя вокруг себя материальность политических методов борьбы за лояльность и реакционную ригидность общественного сознания.

Павел Арсеньев — текстовый художник, историк науки и литературы, участник и руководитель лаборатории [Транслит], редактор одноименного журнала.

Сергей Морозов — режиссер, преподаватель театральной лаборатории МШНЛ.

Ссылка на запись дискуссии тут

22-е марта — «Седьмая вода на киселе»: тексты о невероятном в эпоху «позднего социализма»

В системе международного разделения академического труда советское наследие является одним из важнейших ресурсов, используемых (осваиваемых) сегодня российскими гуманитариями. И если советская культура 20-30 годов изучена весьма подробно, то период «позднего социализма» до сих пор остаётся полон множества белых пятен и, соответственно, таит в себе огромное количество интереснейших теоретических, политических и социальных сюжетов. К реконструкции некоторых из этих сюжетов мы попытаемся подойти под максимально «острым» углом: читая тексты даже не второго и третьего, но пятого и десятого рядов, публиковавшиеся в основном в советских научно-популярных журналах — статьи провинциальных инженеров, письма деятельных пенсионеров, заметки лекторов общества «Знание», рассказы заурядных писателей-фантастов, стенограммы круглых столов с участием ученых-физиков и т.п. При этом нас будет интересовать лишь часть данной паралитературы (являющейся для канона не «дядей» (если вспомнить фразу Шкловского), но седьмой водой на киселе) — часть, которая участвовала в создании совершенно особого публичного дискурса позднесоветской эпохи: дискурса о «невероятном». Этот пестрый (и вроде бы совершенно гетерогенный) дискурс хорошо знаком всем, хоть немного интересовавшимся поздним СССР — это дискурс об инопланетянах, йогах, снежных людях, телепатах, поисках Атлантиды, палеоконтакте, биополе и т.д. Вроде бы маргинальный, при внимательном рассмотрении дискурс о «невероятном» оказывается одним из центральных для исторического периода позднего социализма. Реконструируя этот дискурс, мы, с одной стороны, попытаемся читать литературу не как череду «шедевров», созданных «гениями», но как своего рода гигантский твиттер, в который обильно пишут представители конкретной социальной страты; с другой стороны, мы попробуем ответить на ряд не литературных, но политико-социальных вопросов. Какие конкретные сюжеты составляли дискурс о «невероятном»? Как он был связан с политикой и экономикой позднего социализма? Под действием каких сил трансформировался? С чем было связано восхождение этого дискурса в пятидесятые годы и его закат в восьмидесятые? И что сегодня все мы, наследники позднесоветских людей, можем понять, рассматривая позднесоветскую политику и культуру посредством такой «невероятной» оптики?

Алексей Конаков — участник лаборатории и автор журнала [Транслит], книги в серии *démarche, лауреат Премии Андрея Белого.

Ссылка на запись лекции тут

16-е апреля — (Техно)антропология письма: от метафоры к жесту

В анализе практик дискурсивности и, в частности, письма не всегда учитывают те инструменты, которыми пользуется пишущий конкретной исторической эпохи: один — пером и чернилами, другой — печатной машинкой, третий — алгоритмами визуализации больших данных. Для того, чтобы осознать, что философствуешь не молотом, а печатной машинкой, нужно почувствовать больший вкус к метонимии, чем к метафоре. Инструментальные метонимии, в свою очередь, позволяют обнаружить элементарное технологическое бессознательное письма.

Примечательно, что философия техники началась именно с вопроса о техническом бессознательном. Из–за царящего в то время антропоцентризма он не мог быть поставлен правильно. Но сейчас возможно взглянуть на него по-новому. Развитие технического можно понять и как развитие нашей коммуникации со средой. Поэтому, когда в дискурсивность переносится что-то техническое или влияет на неё, то это можно рассматривать, как акт вовлечения и принятия среды.

При этом жест и его связь с техническим будет восприниматься отнюдь не как метафора (каковой является понятие «литературного жеста»), но действительная инкорпорированная техника, возникающая в точке встречи психических автоматизмов, ищущих моторной реализации. Жест остается некоей инвариантной структурой, реализуемой, и в простейших когнитивных операциях, и в создании социальных институтов, и служащей средством противодействия энтропии. Такая структура не сводится ни к чистой инструментальности/простетичности имманенции тела, ни к независимо существующей объектной реальности.

17-е апреля — Создание мюзикла: сцены из несуществующих сочинений

Московская школа новой литературы и Лаборатория драматургии и театральных практик продолжает серию публичных показов результатов работы студентов. 17 апреля в 20:00 состоялся итоговый показ воркшопа «Создание мюзикла: сцены из несуществующих сочинений», который вели режиссер Сергей Морозов и композитор Александр Марголин. Драматурги представили концепции пяти новых мюзиклов, сцены из которых были положенны на музыку Александром Марголиным. Исполнили эти музыкальные номера специально приглашенные солисты мюзикла, выпускники эстрадного факультета РИТИ-ГИТИС. Участники воркшопа прошли полный цикл создания сценариев и текстов песен в жанре мюзикла от описания концепции до адаптации текста песен в коллаборации с композитором.

Небольшой отрывок одного из номеров можно увидеть тут

Что нас ждёт?

25-е апреля — Общая история театра,литературы и науки

В искусства и особенно такие «неинженерные» из них как литература и театр всегда шли те, кто далек от науки и техники (и хотел оказаться еще дальше). Так называемая внутренняя эволюция искусств оказывается однако довольно часто сближающейся, резонирующей или прямо контактирующей с научной эпистемологией и историей техники.

Почему длина спектакля в барочной драме ограничена двумя часами и как это связано с процессами горения? Почему в театре французского классицизма появляется рифма и мелодекламация и как это связано с акустикой помещений? Когда тексты оказываются производными технического setting, а в каких случаях происходит обратный захват театром научных идей? В дискуссии представителей театральной и литературной Лабораторий МШНЛ — Ольги Таракановой (курс «Театра и жестокая наука») и Павла Арсеньева (курс «Далековатые сближения: история литературы и эмпирической науки») будут интересовать обмены между театром и (драматической) литературой, с одной стороны, и научными и техническими детерминациями, с другой. Собеседники обсудят такую литературо- и театро-ведческую постановку вопроса как общая история искусства и науки — сдвигая акцент со случаев, когда театр или поэзия тематизирует современную им науку, заимствует ее приемы или авторитет, к тем, когда литература оказывается связана с ней более непосредственно на уровне техники, двигаемой наукой и ее двигающей.

Дискутируют: Ольга Тараканова, Павел Арсеньев

Встреча пройдет в Центре Вознесенского

Ссылка на мероприятие на Facebook

30-е апреля — Итоговая ридинг-группа «Драматургия письма»

Ридинг-группа «Драматургия письма» — первое совместное занятие двух лабораторий Московской школы новой литературы — поэтической и театральной, а также открытое для публики мероприятие и возможность заглянуть внутрь лабораторной работы. В качестве точки пересечения интересов двух лабораторий был выбран номер журнала «Транслит», посвященный драматургии письма, по которому и пройдет занятие ридинг-группы со студентами, на которые будут приглашены и все желающие. Тексты выпуска, которые мы будем обсуждать, выберут наши студенты.

Наталья Зайцева: “Мне в восемнадцатом номере «Транслита» больше всего интересны статьи, посвященные теории письма и визуальному искусству, а не театру. Может, потому что они менее устаревающие, или потому что их предмет менее знаком театральным деятелям. Один из важных текстов номера — перевод главы из книги Дж.Хиллиса Миллера «Литература как приведение в) действие» — о речевых актах, которыми переполнено любое письмо; другой — эссе Хито Штейерль о разрезе (cut), монтаже, который стал ключевым приемом ведения нарратива, его связи с капитализмом, а также о постпроизводстве, почти полностью заменившем производство. Кроме того, у лаборатории [Транслит] обнаруживаются взаимные интересы к театру —диалог Павла Арсеньева с Дмитрием Волкостреловым и его же рецензия на парижскую постановку Анатолия Васильева пьесы Маргарет Дюрас «Музыка» — только один из подтверждающих их примеров. Мне кажется, найти связи этих двух текстов с тем, что мы на своем курсе называем «драматургией будущего», было бы любопытно. Но не настаиваю, что нужно читать именно эти две статьи. В номере много теоретических и художественных текстов авторов, которых можно было бы пригласить к участию в ридинге — Евгению Суслову, Кети Чухров, Константина Шавловского и др.”

Павел Арсеньев: «Помимо существования сценического жанра литературного перформанса и постановки недраматических текстов (что можно было бы называть лирическим и эпическим театром соответственно) речь может идти о своеобразной драматургичности самого акта создания/реализации литературного произведения: ведь если существует сцена письма (согласно мысли Ж. Деррида), то должна быть и его драматургия, заслуживающая теоретического рассмотрения. Наконец письмо, понятое как акт, как действие, становится объектом общей теории перформативности.

Таким образом, эту формулу можно читать двояко (в чем и заключается различие сценариев прочтения): она стремится теоретизировать драматургию, характеризующую сам акт письма, и вместе с тем очертить некое скопление драматургических опытов и интуиций, обнаруживающих своим родовым условием (литературные, недраматические) тексты. Соответственно этому разделению материалы номера распределяются между полюсами теории письма и теории (дискурсивного, постдраматического) театра».

Ведут: Наталья Зайцева, Павел Арсеньев

Разбираются тексты #18 [Транслит]: Драматургия письма (О выбранных студентами текстах и участниках ридинг-группы будет сообщено дополнительно)

Встреча пройдет в Центре Вознесенского

Следите за нами в Facebook, instagram и telegram