«Отечественные Записки», N 12, 1869

1868 год прошел, исчез из употребления! Со старым другом, к которому так привыкла рука, который легко и уверенно писался на письмах, отношениях, предписаниях, векселях, договорах и сотнях разных других письменных документов, который каждый день встречался нам в заголовках газет и журналов, — с ним приходится проститься. Место его занял какой-то другой знак, — новый, незнакомый, какой-то странный! Глаз еще не привык к этому знаку, рука тоже, и не знаешь, что это за год будет — счастливый или несчастливый; останется ли он навсегда или, по крайней мере, надолго памятен, людям, или пройдет совершенно бесследно и память о нем только и сохранится, что в заголовках разных письменных документов!

По примеру обозрения 1867 года, я разделю явления прошедшего года на две группы: исходящая от правительства и такие, где более или менее проявляется самостоятельная народная инициатива.

Но прежде всего надобно указать на два таких явления прошедшего года, которые, по-видимому, не зависят от воли людей. Это, конечно, голод и лесные пожары.

О неурожае прошедшего года и разных страданиях, вследствие этого, народа, а потом, в середине года, о лесных пожарах в северных губерниях России помнят, конечно, еще все, а те, которых эти бедствия, и особенно голод, коснулись особенно близко, не забудут этого в течение многих лет.

Последствия неурожая хлеба 1867 г. сказались еще в том же самом году, и тогда же были предприняты кое-какие меры для облегчения этого бедствия. Но во всей своей страшной величине обнаружилось это бедствие только зимой и весной 1868 года, и тогда же официально пригнано и заявлено было, что в России — в этой пресловутой житнице Европы — недостает хлеба для пропитания народа. Сделано было полуофициальное воззвание в общественной благотворительности; потом, 23-го января, учреждена, под председательством В.К. Наследника, особая «комиссия доставления пособий жителям России, пострадавшим от неурожая хлеба», собственно «для сосредоточения всех пожертвований и правильного распределения их», как сказано было в рескрипте Наследнику Престола; и затем в канцелярии Наследницы Цесаревны стали собираться со всей России денежные пособия. Кроме того, открыт был отдел комиссии в Москве и дозволены разные частные благотворительные предприятия — с тою же целью пособия нуждающимся в хлебе. Деятельность комиссии и сбор пожертвований продолжались целые 7 месяцев; официально собрано было около двух миллионов рублей (к концу года 1.933,972 р. 31 ½ к.) и за счет этой суммы оказано пособие жителям Финляндии и 23-х внутренних губерний. Теперь уже, хотя и неофициально, но тем не менее достоверно известно, из источников, что многие с голоду умирали. А известия частные говорят об этом, как о явлении довольно обыкновенном для многих местностей России.

Этот голод, этот, относительно говоря, ничтожный сбор пособий и некоторые действия как лиц официальных, так и некоторых частных или полуофициальных, — останутся надолго довольно темным пятном для России. Распространяться об этом нет необходимости — это знают почти все. Когда люди томились голодом, ели древесную кору, солому с крыш, даже гнилые бревна — в это время одни старались уверять, что голода вовсе нет и интриговали против тех, которые говорили и действовали иначе (история с настоятелем Пертоминского монастыря, собиравшим пожертвования и печатавшим воззвания к общественной благотворительности, и г-жей Вельяшевой, устроившей открытые даровые обеды для нуждающихся, подвергшимися за это преследованию и нареканиям, — слишком еще всем памятны); другие, зная всю степень нужды бедствующего народа, скупали хлеб и задерживали его продажу, чтобы возвысить его в цене, и кровью и жизнями, может быть, сотен людей — нажиться! Мелкие личности, составлявшие списки нуждающихся, брали взятки с тех, кого записывали. На станциях железных дорог хлеб, назначенный для продовольствия нуждающихся, лежал недели и месяцы, и прел и гнил под открытым небом. На водяных путях сообщения, где плыли суда с хлебом, вода задерживалась в шлюзах, если не давались подарки. А над всем этим раздавался крик, что голодает народ оттого, что спился и распустился после своего освобождения от крепостной зависимости.

Менее страшно и менее гибельно было другое бедствие, постигшее Россию в прошедшем году — лесные пожары. Здесь пострадали преимущественно казна и люди более достаточные, владеющие лесами. Как велики были потери — это пока тоже еще неизвестно. Только относительно одной Олонецкой губернии заявлено, что там сгорело лесу на 100,807 руб. Но лес горел еще в Новгородской губернии, в Псковской, Виленской, Ковенской, Тверской, Петербургской. Целых два месяца половина Европейской России покрыта была дымом от этих поваров. Дым и гарь чувствовались даже в губерниях Московской, Воронежской, Нижегородской, Оренбургской, в Новочеркаске и Николаеве!

К этим двум бедствиям присоединилась в прошедшем году еще сибирская язва, истребившая в Новгородской и Олонецкой губерниях почти всех лошадей и весь рогатый скот, так что к осени во множестве деревень не осталось ни одной лошади и коровы.

На сколько все эти бедствия, происшедшие, по-видимому, исключительно от одних внешних, неотвратимых, так называемых, неразумных, сил природы, зависели и от людей, на сколько они были отвратимы, или на сколько можно было их смягчить, даже совсем парализировать — об этом, кажется, нет необходимости говорить, потому что в неотвратимую враждебную силу внешних влияний природы теперь уже не многие веруют.

Обращаюсь теперь к правительственной деятельности за прошедший год.

Самым замечательным фактом надобно здесь считать: поземельное переустройство быта крестьян Бессарабской области — царан, наделение их землею — на тех же общих началах, на каких наделены землею и бывшие русские крепостные крестьяне.

Указ об этом был издан 14-го июля. Более обстоятельно было говорено об этом в «Отеч. Записках» еще недавно, в No 11, и потому я не считаю нужным входить здесь в подробности.

Другие более замечательные правительственные действия состояли также точно в продолжении прежних благодетельных реформ. Это территориальное распространение земских и новых, судебных учреждений.

В ноябре разрешено было приступить к подготовительным работам для введения в действие земских учреждений в Бессарабской области и градоначальствах Таганрогском и Керченикольском. Работы эти должны быть окончены в течение немногих месяцев, и земские учреждения будут там открыты, но всей вероятности, в первой половине настоящего года.

В начале прошедшего года, 19-го февраля, открыта новая "судебная палата — Тифлисская, с пятью подведомственными ей окружными судами, и введен мировой суд в Тифлисе, Тифлисском уезде, и еще трех губернских городах. Закавказского края.

Сделаны все приготовления к открытию: одесской судебной палаты, с местными окружными и мировыми судами, и окружных судов в Нижегородской и Полтавской губерниях.

1-го декабря открыт харьковский военно-судный округ; 10-го декабря — одесский.

Из других правительственных действий особенно выдаются следующие: окончательное уничтожение всякой административной разности между губерниями Царства Польского и всеми другими русскими губерниями. Указом 29-го февраля, все части местного управления Царства Польского, имевшие прежде свои особенные местные центры, подчинены, по роду дел, подлежащим министерствам; так что в настоящее время Царство Польское, в административном отношении, ничем не отличается от всех других частей империи. Сохраняется еще название «Царства Польского», но оно имеет такое же значение, как, например, названия: Сибирь, Кавказ, Новороссийский или Прибалтийский край; остается также наместничество, но и оно имеет совершенно такое же значение, как всякое генерал-губернаторство [В «Обозрении 1887 г.» сказано было относительно Польша почти тоже самое, что и теперь говорится; но в 1887 г. состоялось только повеление о принятии мер к тому, что в 1833 году окончательно приведено в исполнение.].

Снято военное положение с некоторых местностей Могилевской, Минской, Витебской и Виленской губерний, продолжающееся там уже несколько лет подряд.

Составлен новый тариф для ввозной торговли. В 1867 г. и в начале 1868 г. наше общество и печать им очень сильно занимались; но, как оказывается, напрасно, потому что новый тариф не представляет почти никаких существенных изменений против прежнего. Не пропали труды только тех, которые защищали стеснительный ввоз товаров.

Порешен вопрос и с с.-петербургско-московской железной дорогой, тоже очень сильно и долго занимавший общество. Дорога эта уступлена казною главному обществу железных дорог, несмотря на то, что общество это лишено было права приобретать какие бы то ни было железные пути, пока не заплатит своего долга казне по другим обязательствам.

Министерство почт и телеграфов причислено к министерству внутренних дел.

Государственный контроль представил и опубликовал первый отчет по исполнению государственной сметы (на 1866 г.), то есть, отчет о том, сколько в действительности получено в 1866 г. государственных доходов и сколько произведено было расходов.

Министерство финансов выпустило в обращение новую медную монету, пониженного внутреннего достоинства, и бумажки 1, 3, 5, 10, 25 и 50-рублевого достоинства — нового образца. Но несмотря за то, что на выделку рисунков и тиснение этих бумажек употреблено было много искусства и денег, некоторые сорта новых бумажек оказались на практике не совсем прочными и, как говорят, многие из них подвергнуты уже сожжению, как совершенно никуда негодные. Кроме того, и искусство, употребленное на изготовление рисунка, их, едва ли не пошло даром, — потому что, говорят, нашлись артисты, которые и новые бумажки очень искусно подделывают, особенно 50-рублевого достоинства.

Отменена зимняя пересылка арестантов, отправляемых в Сибирь, за исключением только тех случаев, где пункты отправления до ближайшей станции главных трактов более 30 дней ходьбы — здесь арестанты будут пересылаемы и зимою. Кроме того, от Томска до Ачинска, вместо существовавшей доселе перевозки на подводах, арестантов велено пересылать пешком. При этом нелишне заметить, что, по частным газетным известиям, сибирские арестанты иногда замерзают в дороге.

Военное ведомство прославило русское оружие новыми победами в Азии. На сколько, вследствие этого, наша юго-восточная граница подвинулась вперед, я не могу сказать; но наша национальная гордость была польщена здесь тем, что мы победителями входили в Самарканд — бывшую столицу и в настоящее время место гробницы когда-то страшного нам завоевателя, громившего Россию — Тамерлана.

По духовному ведомству вновь учреждены: 1 мужской монастырь, 4 женских и 4 викариатства в епархиях: Вятской, Рязанской, Вологодской и Черниговской. О двух из вышеупомянутых женских монастырях сказано, что при них устраиваются школы; но так как еще прежде обнародовано было повеление, чтобы впредь монастыри открывались не иначе, как вместе с школами при них, то, вероятно, и при трех остальных новооткрытых монастырях будут тоже устроены хоть какие-нибудь школы.

Этим я закончу на время перечень событий прошедшего года, имевших свое начало в правительственной или официальной инициативе, и, не вдаваясь в рассмотрение общего характера этих событий и суждение по ним об общем направлении правительственной и официальной деятельности за прошедший год, перехожу к проявлениям деятельности общественной и частной.

Начну с того, с чего начал выше — с голода; именно с того, как отразился он на местных жителях. Как отнеслась к этому бедствию остальная часть русского народа, неиспытавшая нужды в хлебе, об этом уже было говорено, — частная и общественная инициатива была здесь слишком слаба; е голодающих, пожалуй, сожалели и вздыхали, но помогали им плохо. Да помочь всем нуждающимся так, как бы следовало, конечно, и нельзя было, потому что нуждающихся было слишком много, а таких людей, которые могли бы помочь им, относительно говоря, слишком много.

Положение большинства эстов и латышей и крестьян Смоленской, Архангельской и Олонецкой губерний и прежде было не особенно хорошо, но вследствие последнего неурожая хлеба оно сделалось совершенно невыносимо, так что крестьянам оставалось только или умирать с голоду на месте, или бежать туда, где народная молва обещала им прокормление. Умирать с голоду, конечно, никому не хочется, и вот латыши, эсты и многие крестьяне Олонецкой, Смоленской и Архангельской губерний двинулись с своих родных пепелищ — куда глаза глядят. Эсты и латыши — в Петербург, смоленские крестьяне на юг России, архангельские в приволжский край, царане — на Кавказ. Но бдительные руки становых и исправников и петербургской полиции, при помощи рот солдат, остановили это небывалое в России движение свободного и оседлого народа — в одних местах заблаговременно, в других хотя и неблаговременно, но все еще не совсем поздно, и всех или почти всех беглецов снова водворили на прежних местах их жительства. Если бы все эти беглецы были грамотны, то их вероятно обязали бы даже подписками о безвыездном пребывании на прежних местах. Но, на этот раз, к счастью, огромное большинство наших крестьян безграмотно, и потому, при первом удобном случае, они могут смело, не нарушая данного слова, начать свое движение в неведомые страны снова.

Но это стремление к переселению, выказавшееся в прошедшем году во многих местностях России, есть явление не только печальное, но и ненормальное. Иного выражения народной жизни и народных потребностей о стремлений за прошедший год надобно искать в наших земских учреждениях. Земские учреждения — это учреждение такое хорошее, такое хорошее… что об нем нельзя и говорить иначе, как только с радостным благоговением!

По случаю местных недостатков в продовольствия жителей, некоторые земские управы закупали на земский счет или насчет пожертвований, присылавшиеся из Петербурга, хлеб и раздавали его нуждающимся. Но как раздавался этот хлеб, можно судить уже по тому, что в некоторых местностях нуждающиеся люди отказывались принимать его я их должны были усмирять! А некоторые земские деятели поступали и еще лучше — они присваивали себе деньги, назначавшиеся на удовлетворение народных нужд (Шамшев, председатель боровичской управы; Васильев — повенецкой; граф Каменский).

Один председатель земского собрания, недовольный выбором некоторых гласных, произвольно закрывает собрание.

Другой — удаляет из собрания публику.

Третий — обвиняет одного из достойнейших членов собрания чуть не в государственном преступлении и подвергает его судебному преследованию.

Далее, гласные из крестьян и купцов, на требование от управы отчета в земских деньгах, получают такой ответ: «Ты, любезный, еле-еле попал в гласные и хочешь, в благодарность за это, управе неприятностью заплатить!»

Гласные из крестьян предлагают увеличить земские расходы на народное просвещение; но «другие гласные останавливают их практическими замечаниями».

В другом месте, тоже «другие» гласные, находят даже несправедливым содержать народные школы насчет всего земства, так как в школах этих будут учиться почти исключительно только дети крестьян, а в составе земства находятся не одни крестьяне (хотя все высшие и средние учебные заведения, где детей крестьян почти совершенно не бывает, содержатся на общегосударственные средства!).

В третьем месте, тоже «другие» гласные, предлагают отпустить на народные школы — 50 руб.!

В петербургском земском собрании, состоящем, надобно полагать, из людей самых просвещенных, один гласный (князь) уверяет, что грамотность для народа вредна, потому что развивает в нем чтение дурных книг и делание фальшивых векселей.

Холмское земское собрание «полагает необходимым ввести вновь телесное наказание — с целью поднятия народной нравственности».

Некоторые земские собрания не могут состояться, или некоторые из заседаний оказываются недействительными, потому что на них не является законное число гласных. И это при двух-то сессиях в год, продолжающихся всего по 10 и 20 дней!

В прошедшем году устроились следующие благотворительные общества:

«Снабжения бедных пищею», в С.-Петербурге. Учреждение его вызвано возвышением в С.-Петербурге цены на хлеб, вследствие чего многие из здешних жителей с трудом могли прокармливать себя; но, кроме них, прошедшего года в Петербург прибыло немало бедных людей, которым нечего было есть, из окрестных местностей. Общество это отпускало пищу за самую дешевую цену — по 3 коп. за порцию, состоящую явь щей или супа и 2-х фунтов хлеба; совершенно же неимущих кормило даром.

«Общество доброхотной копейки», в Твери, — для улучшения нравственного и материального состояния бедных, и особенно таких, которые стыдятся просить милостыню.

«Учреждение св. Марии Магдалины», в Москве, — для исправления падших женщин (собственно говоря, только переустроено на более прочных основаниях и в более широком размере уже существовавшее там учреждение этого рода).

Частными лицами устроены: гр. О.И. Орловой-Давыдовой, с ее именья Усолье, Симбирской губернии, родовспомогательное заведение и дневной приют для грудных и малолетних детей женщин, занятых работою.

«Колыбельня» — такой же приют для детей — в Архангельске Устроена по инициативе супруги местного губернатора. В свое время эта «Колыбельня» наделала много шума, так как излишнее усердие противопоставляло ее, устроенным г-жей Вельяшевой и закрытым в том же году, даровым обедам для бедных.

По инициативе кн. Трубецкой (и, может быть, на ее средства) открыто в С.-Петербурге, подле Сенной площади, где особенно сильно скопление простого и бедного народа, особенное заведение, в роде кофейной, где за самую дешевую цену продается горячий кофе и чай с хлебом.

Заявлены были предположения об устройстве: е Общества вспоможения оправданным по суду" (в С.-Петербурге). В программу его входит, между прочим, устройство мастерских; где бы лица, выходящие из–под суда и ареста и нуждающиеся в пособии, могли находить для себя работу.

Общество вспоможения беднейшем студентам медико-хирургической академии и нечто в роде общества дешевых квартир для недостаточных студентов с.-петербургского университета. Первое из этих трех обществ, кажется, близко к своему осуществлению; о втором только был пущен слух; что же касается третьего — устройства дешевых квартир для студентов университета, то хотя для этого и собирались уже пожертвования, в течение одной или двух недель составившие сумму в несколько тысяч руб., но предприятие это едва ли состоится, потому что, как говорят, на просьбу о разрешении приступить к делу получен был ответ, что вспоможение студентам именно в этом роде не может быть допущено.

К обществам с целью распространения просвещения относятся: «русское химическое», в С.-Петербурге, — как одно из последствий первого съезда русских естествоиспытателей, и «общество распространения грамотности в Харьковской губернии». В начале прошедшего года было заявлено, что общество это близко к своему осуществлению, но состоялось ли оно — неизвестно.

Сюда же может быть отнесено, но в такой же мере и к экономическим и коммерческим обществам, проектированное г. Мясоедовым кооперативное литературно-издательское общество. Это общество, кажется, не скоро еще состоится, может быть, даже и никогда не состоится.

Особенно много возникло в прошедшем году обществ потребления или экономических.

«Товарищество потребителей» — в Лебедяни, Киеве и Харькове.

«Экономия» и «Второе общество потребителей» — в Москве.

«Общества потребителей» — в Полтаве, Самаре, Саратове и Уральске.

«Бережливость» — в Нижнем-Новгороде, Херсоне и Екатеринославле.

«Якорь» — в Астрахани.

«Подспорье» — в Калуге.

Коммерческие общества: «С.-Петербургское общество страхования от огня имущества и страхования пожизненных доходов и денежных капиталов»; «ссудо-сберегательная касса с.-петербургских ремесленников»; «общество для покупки на паях лотерейных билетов» и несколько городских банков и обществ взаимного кредита. Сюда же может быть отнесена и «Артель посыльных», для исполнения разных поручений, — в С.-Петербурге.

Религиозные общества: женские общины в Масальском уезде, в селе, и в г. Новоузенске, и те 5 монастырей, о которых было сказано выше.

Устроилось иди предполагается устроить товарищество юристов для хождения по делам (в Москве).

Прекратила свою деятельность «Российско-Балтийская Компания».

Такая же точно живая деятельность высказалась и в предприятиях более грандиозных — в постройке железных дорог. Что на постройку железных дорог нужны громадные денежные средства, а наличные денежные средства России не особенно блестящи — это всем известно; поэтому тем большего заслуживает удивления та быстрота, с которою начали строиться и открываться у нас в последнее время железные дороги. В течение 1868 года окончены и открыты следующие железные дороги: от Козлова до Воронежа; от Тулы до Курска; курево-киевская; елецко-гражская; шуйско-ивановская; витебско-орловская; рижско-митавская и от Ольвиополя до Елисаветграда.

Даны концессии на сооружение дорог: от Москвы до Смоленска; от С.-Петербурга до Балтийского порта; от Тамбова до Саратова; от Грязской станции до Орла; от Осеченской станции до Рыбинска; от Харькова в Кременчуг и от Харькова же в Таганрог.

А какое еще количество проектов и просьб о постройке разных, больших и малых, новых железных дорог оставлено без исполнения! Надобно, в самом деле, удивляться, откуда это берутся у нас средства или где они предвидятся для покрытия расходов по всем этим постройкам! Нам помогают, конечно, заграничными капиталами, но на столько ли производительность России уже сильна, чтобы доходами от перевозки могли быть покрыты все эти расходы? Европа пережила уже подобную железнодорожную горячку и там многие вследствие ее обанкротились, а в Европе железные дороги строились при более благоприятных обстоятельствах, так как и другие пути сообщения, кроме железных, находились и находятся там в несравненно лучшем состоянии, чем у нас. Потому-то, вероятно, ваши строители железных дорог и стараются заручиться обязательствами земства покрывать будущие недоборы по железным дорогам; а с другой стороны, некоторые земские собрания, предвидя вероятную возможность таких недоборов, решились отказываться от предлагаемых ям услуг провести чрез их местности железные дороги. Было сообщаемо даже о положительном запрещении земским собраниям принимать на себя на будущее время такие гарантии.

Если все эти недавно построенные и вновь строимые железные дороги суть только предприятия аферистов, а не выражение действительной потребности в них, то, конечно, жаль будет напрасно потраченных на них средств, потому что тогда многим из них придется совершенно закрыться, или же они будут содержимы крайне неисправно; но во всяком случае, дороги эти не исчезнут с лица земли так же бесследно, как, не так еще давно, исчезли разные акционерные общества.

Перехожу теперь к обозрению правительственной и частной деятельности в области просвещения.

В прошедшем году не было ни открыто, ни закрыто ни одного университета или вообще высшего учебного заведения; о существующих же можно только сказать, что они существовали. Но как они существовали, особенно университеты — это один Бог ведает 1 По сообщению одной газеты, в средине года по одним юридическим факультетам всех наших университетов, — а их всего-то шесть с половиной (финляндский не считая) — было не занято 42 кафедры профессорские и 13 доцентских)

Но, несмотря на такое бедственное положение количественного состава профессоров, московские профессора находили еще возможным, помимо своей профессорской деятельности, вести продолжительную и ожесточенную борьбу между собою, — из–за предметов вовсе не ученого свойства, и, наконец, выжили из своей среды двоих.

А со стороны министерства народного просвещения объявлено было запрещение допускать к преподаванию наук юридических, политических и исторических — евреев, хотя для итого, как сказано в том же самом циркуляре, и «нет законного основания!»

Средние учебные заведения продолжали питаться млеком классицизма, — хотя опытных пастырей и здесь было не особенно много и они, сами не особенно будучи сильны в классицизме, вероятно в большинстве случаев, водили своих питомцев по римским и греческим форумам ощупью, постоянно справляясь с лексиконом г. Леонтьева.

Мало этого; мало и того, что в конце 1867 года устроен был специальный историко-филологический, т. е., по преимуществу классический, институт, — в прошедшем году оказалась потребность устроить еще частный, классический лицей, — гг. Каткова и Леонтьева. Открыт был он в начале января и сопровождался бойкой, самоуверенной передовой статьей в «Московских Ведомостях». Но затем — затем нет об нем ни слуху, ни духу! Существует он или нет, — гг. учредители, откликнитесь?- Конечно, существует, иначе злорадственные языки давно уже разболтали бы это по всему миру; но что он существует не особенно блистательно, об этом можно судить уже по тому, что учредители не похваляются им, а это, кажется, не в их духе. Посмотрим, не явится ли отчет об нем в годовщину его открытия.

Что касается низших и народных школ, то их открыто в прошедшем году немало. но открытие школ этого рода, и именно частных, стеснено в прошедшем году изменением общего устава об них. От учредителей и учителей этих школ потребованы такие умственные и моральные качества, которым не могут удовлетворять многие из лиц, желавших бы заняться, по мере сил своих, распространением просвещения в народе. Сельские грамотницы и отставные солдаты не могут уже приносить при этом ту, хотя и незначительную, но все же пользу, которую они приносили распространению в народе грамотности прежде.

Другим распоряжением запрещено устраивать в селениях публичные библиотеки.

В одесском учебном округе запрещено иметь в ученических библиотеках сочинения Добролюбова, Белинского и Марко-Вовчока.

В рыбинской уездной училищной библиотеке запрещены журналы: «Дело», «Женский Вестник», «Искра» и «Будильник».

Запрещено продавать на улицах газеты: «Развлечение» и «Петербургский Листок», и совершенно запрещена газета «Москвич».

Здесь будет кстати сказать и о «предостережениях», которые, как известно, сопровождаются иногда тоже запрещениями периодических изданий, хотя и временными.

В течение 1868 г. было дано всего 10 предостережений: «Москве» и «Русско-славянским Отголоскам» по 3 и «Петербургскому Листку», «Неделе», “St. -Petersburger Zeitung” и «Новому Времени» по одному. Над «Голосом», «С. -Петербургскими Ведомостями», «Петербургским Листком» и «Биржевыми Ведомостями» висели и доселе висят предостережения 1867 г.; а «Москва» вступила в 1868 г. под запрещением. Но эта несчастная газета едва, по истечении срока своего запрещения, в начале апреля, начала свою деятельность, как тотчас, за 1-й же свой No, получила опять предостережение и через полгода снова была приостановлена на 6 месяцев; так что редакция ее, наконец, заявила о совершенном прекращении издания. В течение 22 месяцев газета эта получила 9 предостережений и, в числе тех же 22 месяцев, 7 месяцев находилась под запрещением и не выходила!

В 1868 г. «Москва» получила предостережение (11-го апреля) за то, что в передовой статье ее No 1-го допущены превратные суждения о позволительности и уместности обходить закон чрез соблюдение лишь его формальной стороны; за то, что упомянутая статья открыто оправдывает стремление в противодействию правительственным распоряжениям, усиливаясь доказать легальность издания газеты «Москвич», признанное высшею властью незаконным; за то, что в упомянутой статье заключается превратное истолкование и настойчивое порицание правительственных распоряжений, относившихся до газет «Москвы» и (Москвича", и вообще за резкие суждения, высказанные в означенной газете, в первом же номере по ее возобновлении, свидетельствующие об упорстве в том направлении, которое неоднократно уже вызывало карательные меры.

Второе (28-го апреля) — за резкое порицание (в передовой статье No 18) правительственных мероприятий по важному предмету государственного правосудия (смертной казни), и допущение при этом выражений и суждений, выходящих из пределов приличия, и за то, что вообще редакция означенной газеты, несмотря на целый ряд данных уже ей предостережений, продолжает злоупотреблять свободою печатного слова.

Третье (21-го октября) и на 6-ть месяцев приостановлена — за то, что газета эта, несмотря на двукратную приостановку ее издания и вновь объявленные ей два предостережения, продолжает обнаруживать прежнее резвое и крайне неумеренное направление, которое неизбежно ведет к возбуждению вражды между населениями и раздражения против действий правительственных властей (в передовых статьях 128, 136, 141, 154, 155 и в статьях областного отдела в NoNo 114 и 134), я потому, что такое постоянное злоупотребление печатным словом, в виду вредных оттого последствий, терпимо быть не может.

Еженедельная газета «Русско-славянские Отголоски» получила: первое предостережение (18-го июня), — за то, что (в 6) выставляет в превратном воде и резко порицает образ действия и направление русской политики (по польскому вопросу), причем проводятся начала, прямо враждебные государственным интересам.

Второе (28-го июня), — за то, что вновь проводит воззрения, вызвавшие против означенной газеты первое предостережение.

Третье (12-го июля) и на 6 месяцев приостановлена, — за проведение вновь тех же самых воззрений (в No 8) и за обнаружение таким образом крайнего упорства в направлении, которое не может быть терпимо.

Газета «Петербургский Листок» получила, со времени своего существования, предостережение (24-го марта), — за порицание действий и состава московской полиции, с очевидною целью: резкими и насмешливыми отзывами возбудить против нее общественное мнение;

за оскорбительные намеки и отзывы, направленные против должностных лиц и целого ведомства;

за то, что законные действия полицейского начальства в С.-Петербурге, имеющие целью охранение общественного благочиния? выставляются произвольными и стеснительными для частных лиц и промышленности и за суждения, направленные к возбуждению общества или против правительственных распоряжений, или против действий должностных лиц, чем, в совокупности, вполне обнаруживается вредное направление этой газеты.

Еженедельная газета «Неделя» получила первое предостережение (27-го апреля), — за изображение в превратном виде экономических и общественных отношений нашего отечества и враждебное сопоставление рабочего класса с владеющими сословиями (в No 16, корреспонденция из Нижнего-Новгорода);

за систематическое развитие учения об организации борьбы противу существующего общественного строя (в статьях: «Исторические письма») и вообще за стремление действовать раздражительно на общественное мнение.

“St. Petersburger Zeitung” — первое предостережение (29-го сентября), — за допущение разсуждений и заметок, выходящих из всех пределов политического приличия (по поводу испанской революции) и, сверх того, на постоянно замечаемое в этой работе стремление изображать в неблагоприятном свете положение дел в нашем отечестве и обнаружение, в этом отношении, направления, несовместного с изданием, выходящим в России.

Наконец, газета «Новое Время» — первое предостережение (27-го ноября) — за неоднократно появлявшиеся резкие и неприличные отзывы и суждения о действиях управления в Царстве Польском и западных губерниях и за постоянное перепечатывание из иностранных изданий превратных и даже вредных толков о высших правительственных лицах и положении дел в нашем отечестве.

Считаю нелишним добавить, что все эти предостережения даны уже при настоящем министре внутренних дел. Следовательно, перемена лица, имеющего право давать периодическим изданиям предостережения, не имела особенного влияния на перемену воззрения на эту административную меру; но с другой стороны можно думать, что влияние все–таки было, потому что при настоящем министре дано было, в прошедшем году, всего 10 предостережений, при прежнем же: в 1867 г. — 14, в 1866 г. — 15. Но может быть, это зависит и от духа времени, или оттого, что редакторы бесцензурных изданий приобрели навык, сделались осмотрительны и понятливы? Ведь заявляли же они, почти после каждого полученного ими предостережения, что их преступления несут плоды злонамеренности, вольнодумства, упорства и тому подобного, а только «недоразумения». При дальнейшем знакомстве с тем, за что даются предостережения, а также и с силою этих предостережений, «недоразумения», конечно, должны были разъясниться. И вот мы пожинаем теперь добрые плоды этого — свобода печати, как все уверяют, увеличилась, а между тем, число административных предостережений уменьшилось! О, если бы, повторяю, число это, во времени отчета за 1869 год, еще более уменьшилось!

Все это отрицательные стороны нашей деятельности на поприще просвещения. Но были же, конечно, и сторона светлые положительные, творческие.

В течение прошедшего года явились следующие периодические издания:

Ежемесячный журнал «Современное Обозрение», г. Тиблена, — с либеральным направлением.

Газеты: «Новое Время», гг. Юматова и Киркора, — с направлением дворянско-буржуазно-консервативным.

«Деятельность» — без всякого направления.

«Русско-славянские Отголоски», изд. д-ра Хана, — с туманно-панславистическим направлением.

«Надежда», в Москве, — неизвестно с каким направлением!

Возобновлен «Антракт»; «Отечественные Записки» стали выходить в другом виде и, вместо двух, один в месяц.

Но гораздо более исчезло изданий, чем вновь появилось.

Журналы: «Женский Вестник», — г. и г-жи Мессарош, — вышедший в 1868 г. только одной книжкой, пропал совершенно без вести.

«Современное Обозрение» — вышедши несколькими книжками, прекратилось вследствие выезда редактора-издателя из Россия.

«Литературная Библиотека» — г. Богушевича, — превратилась по неизвестным причинам. Подписчики, кажется, были удовлетворены «Всемирным Трудом».

Газеты: «Народный Голос», — г. Юркевича Литвинова; «Гласный Суд», — г. Артоболевского и «Книжные Новости», — все три умерли, кажется, от истощения сил.

«Москвич» — запрещен.

О превращении ведения «Москвы» заявила редакция.

И наконец, с последним днем прошедшего года превратилось издание «Инвалида» — в том виде, в каком он доселе издавался, — и совершенно превратилось издание «Северной Почты», преобразовавшейся в «Правительственный Вестник».

De mortuis aut bene, aut nibil… Лучше: nihil!

Из литер. обратили на себя всеобщее внимание: «Война и Мир», огромный исторический роман гр. Л. Толстого; «Окраины Россия», публицистическое сочинение, но вопросу об обрусении западного края России, — г. Ю. Самарина; впрочем, эта книга напечатана за границей и продается в России только лицам, так сказать, благонадежным.

Переводных сочинений, по обыкновению, явилось много Лучшими между ними можно считать продолжение «Истории XIX века», Гервинуса, и находившийся под запрещением 2-й том книги Вундта «о Душе». Петербургская публика интересовалась также переводом нескольких NoNo французского журнала «Фонарь» Рошфора, наделавшего так много шуму в Европе и особенно во Франции.

На сцене занимали и просвещала публику: «Говоруны», комедия г. Манна; «Петербургские коршуны», комедия г. Дьяченко; «Пробный камень», его же; «Перемелется — мука будет», комедия г. И Самарина; «Матера Соперницы», трагедия г. Лажечникова и др.; затем: «На всякого мудреца довольно простоты», комедия г. Островского, и «Воробушки», полупереводная комедия. Особенно посчастливилось «Воробушкам» — их давали бесчисленное множество раз.

Но еще более посчастливилось русской «Прекрасной Елене», комической оперетке, и балету «Царь Кандавл»; они давались по два раза в неделю и театры были всегда полны. — К просвещению это, впрочем, не относится!

В самом конце года поставлена была на русской оперной сцене опера г. Направника: «Нижегородцы».

На сколько все эти факты и явления в области просвещения содействовали нашему развитию и удовлетворяли нашим умственным и эстетическим потребностям, а равным образом и то, насколько их можно принимать за выражение действительного внутреннего настроения и потребностей нашего общества — предоставляю обсудить самому читателю.

Перехожу к обзору судебных процессов.

Более замечательные из них, как по своему внутреннему значению, так и потому, что они долго занимали собою общество, следующие:

Священника Шишова. Священник этот, за нанесение городовому оскорбления действием; приговорен был мировым судьей и мировым съездом к 1 ½ месячному аресту; но товарищ прокурора заявил протест о неподсудности дела светскому суду. Надобно заметить, что в 1867 году был подобный же случай, — прот. Борисоглебский оскорбил словами женщину, и обвинительный приговор мирового судьи был мировым съездом отменен, по неподсудности таких дел светскому суду. Но в деле свящ. Шишова сенат признал, что по делам оскорбления лиц должностных, духовные подсудны общим судом.

Крестьянина Петрова, убившего свою жену на месте прелюбодеяния и оправданного судом присяжных. Этот приговор дал было врагам новых судебных учреждений обильную пищу в нападках на них и, будто бы, нагнал панику на многих замужних женщин. Но и те, и другие могут теперь утешиться, потому что все судопроизводство по этому делу было кассировано и, при вторичном рассмотрении его, Петров приговорен на 8 лет в каторжную работу.

Кассирован также приговор над жестоко обращавшимися с своей дочерью и присужденными за это, прежде, к слишком легкому наказанию. Второй приговор суда по этому делу еще не состоялся.

Д. ст. совет. Арнинга, управлявшего казенным хирургическим инструментальным заводом и растратившего казенные вещи и деньги. Дело это обратило на себя общественное внимание собственно значением и общественным положением обвиняемого. Приговором военно-окружного суда Арнинг, лишен всех особенных и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и сослан в Сибирь на жительство.

Каразина, бывшего председателя Богодуховской земской управы, — по обвинению его, местным предводителем дворянства, в возбуждении сословной вражды в земском собрании, во влиянии на крестьян с целью восстановить их против дворян. На самом же деле г. Каразин только защищал обще-земские интересы, а не одни помещичьи, хотя и сам помещик. Это то самое дело, о котором было упомянуто выше, при обозрения деятельности земства. Приговором суда г. Каразин оправдан.

Семидесяти шести крестьян (Юрьевского уезда, села Шипилова), то есть, почти всего села, обвинявшихся за отказ назначить, вместо избранного ими, другого рекрута. Приговором присяжных оправданы.

Полковника Колзакоеа, продавшего больных лошадей за здоровых. Процесс этот замечателен, конечно, тем, что здесь, по понятию многих, почти и преступления не было. Колзаков присужден к лишению всех особенных прав и преимуществ и на три месяца в тюрьму. Но был слух, что приговор этот едва ли не будет кассирован.

Бирского исправника Васильева, подвергшего одного купца жестокому телесному истязанию. Дело, в апелляционном порядке, рассматривалось в сенате (в Москве), но решение по нему еще неизвестно. Уфимская уголовная палата приговорила было Васильева и троих его соучастников к лишению некоторых особенных прав и преимуществ и к заключению в смирительном доме (Васильева на два года).

Бильбасова, адвоката, обвинявшегося в присвоении 30,000 р., будто бы, полученных им в уплату долга его доверительнице. Процесс этот интересовал петербургское общество собственно потому, что здесь действующими лицами были, с одной стороны, «адвокат», с другой, многие лица из высшего Аристократического общества. Первым приговором присяжных г. Бильбасов был обвинен, вторым, после кассации первого судопроизводства — оправдан. Более хе всего этот процесс замечателен по совершенно случайному и постороннему обстоятельству, — за рукоплескания оправдательному приговору присяжных, находившаяся в зале суда публика была переписана, и таким образом мы, можем быть, дождемся судебного процесса, где будет обвиняться разом несколько сот человек!

Студентов московского университета, подвергшихся судебному преследованию со стороны полиции за то, что «неумеренными и неприличными (?) вызовами артистки нарушили порядок в театре». Мировой судья приговорил их к,16 руб. штрафа с каждого или, в замен этого, к 8-х дневному аресту; но мировой съезд нашел обвинение недоказанным и обвиняемых оправдал.

Но самым любопытным, не столько в юридическом, сколько в общественном отношении, был процесс о знаменитой покраже казенной нижегородской соли и казенного железа. Дело это рассматривалось в сенате; но окончательное решение по нему еще не состоялось, так как дело это должно еще пройти через государственный совет. На сколько оно любопытно и какую обнаруживает обширную и сложную систему воровства, можно судить уже по тому, что один доклад по нему занимает, говорят, до 90 печатных листов!

Любопытны также процессы: капитана Ивашинцева, прапорщика Рознатовского, князя Голицына (из–за 25 копеек) и г. Стелловского (из–за права владения операми: «Русалка» и «Аскольдова Могила»).

Возникшие еще в 1867 г. дела по «убийству в Гусевом переулке», по растрате общественных денег предводителем Владимирского дворянства Огаревым и почти всеми забытое, но тем не менее чрезвычайно интересное, так называемое «Шлегелевское» дело — остались в прошлом году судом нерассмотренными.

Литературных процессов было в прошедшем году, собственно говоря, три, — гг. Скарятина, с Юматовым и, Гайдебурова и Павленкова, — если считать литературными только такие процессы по делам печати, которые возникают по инициативе цензурного управления и прокурорского надзора.

Первые трое обвинялись в напечатании в газете «Весть» статей, «стремившихся поколебать общественное доверие в приговорам окружного суда и содержавших оскорбительные и недобросовестные отзывы и злословие о членах суда и судебных учреждениях». Приговором суда все трое обвиняемые были оправданы. — Процесс этот наделал много шуму собственно защитительною, фразистою речью г. Скарятина (извлечение из нее читатели могут найти в No 2 «От. Зап.» 1868 г.).

Процесс г. Гайдебурова был продолжением начатого еще в 1867 г. судебного преследования против него за издание 2-го тома сочинения Вундта «о Душе». — Окончательный приговор был оправдательный, и книга Вундта, так уже было сказано, выпущена в свет.

Г. Павленков обвинялся за напечатание в сборнике сочинений Писарева двух статей этого автора: «Русский Дон-Кихот» и «Бедная русская мысль». Обе статьи эти были уже напечатаны в «Русском Слове» и цензурою одобрены. Но при повторительном напечатании их, в сборнике сочинений Писарева, в них найдены: в первой — «осмеяние нравственно-религиозных верований и отрицание необходимости религиозных основ в просвещения и нравственности»; во второй — «выражения, оправдывающие свободное отношение двух полов; иносказательное порицание существующей у нас формы правления; враждебное сопоставление монархической власти с народом; старание представить первую началом бесполезным и даже вредным в народной жизни; суждения, путем коих умаляется значение гнусного политического преступления и презрительный тон, каким говорится о деяниях Петра Великого». Приговором суда г. Павленков был оправдан.

Но кроме этих процессов, у литераторов и редакторов-издателей было несколько процессов по жалобам частных лиц.

Редактор-издатель «Биржевых Ведомостей», г. Трубников, имел процесс за неплатеж денег (6 р. 72 коп.) за напечатанные им корреспонденции.

Редактор-издатель «С.-Петербургских Ведомостей, г. Корш (в уголовном окружном суде), по жалобе г. Стелловского, — за диффамацию, собственно же за неправильное название г. Стелловского членом "филантропического», вместо «филармонического» общества. То же лицо (там же), по жалобе г. Артоболевского — за напечатание в «С.-Петербургских Ведомостях» предостережения публике не подписываться на газету г. Артоболевского «Гласный Суд», потому что она, несмотря на печатаемые об ней объявления, в свет более не выходит. В обоих этих процессах г. Корш признан невиновным.

Редактор-издатель «Петербургской Газеты», г. Илья Арсеньев и редактор-издатель «Народного Голоса», г. Юркевич-Литвинов — оба по жалобам частных лиц, — за оскорбительные отзывы об них. Оба обвиняемые обещались вперед не употреблять в печати бранных и неприличных отзывов.

Г. Зарудный — за оскорбление в «Петербургском Листке» доктора Горского.

Он же — по жалобе на него г. Ильи Арсеньева.

Г. Кущевский — за оскорбление в печати г-жи Спеллер.

Г. Загуляев — за оскорбление г-жи Бауэр.

По первому обвинению, г. Зарудный присужден к трехмесячному заключению; г. Загуляев — к аресту на дне недели.

Редактор-издатель «Москвы», г. Аксаков — по жалобе секретаря московского окружного суда г. Кохнова, — за несправедливое, будто бы, порицание его служебной деятельности и обвинение в незнании им (Кохновым) своих обязанностей. Г. Аксаков был оправдан.

От разных судебных процессов и обвинений переход к наказаниям, выдающихся из ряда обыкновенных, будет, кажется, самый естественный, хотя со всеми вышеизложенными процессами они и не имеют ничего общего.

Я не знаю, чтобы в прошедшем году был кто-нибудь, по определению суда, наказан плетьми, как это было в 1867 г., хотя наказание плетьми и кнутом и казалось тогда многим совершенно уже несуществующим в России, но к смертной казни было присуждено пятнадцать человек, — сколько это, по крайней мере, известно из газет.

В Могилеве — 1, бессрочноотпускной солдат Герчиков, — за то, что сидя в остроге за просрочку паспорта, вырвал у караульного солдата тесак и ударил им унтер-офицера, — расстрелян. (Узнавши о приговоре, он впал в бешенство, и до дня исполнения приговора, был прикован, на железном пруте, цепями в стене).

В Симферополе — 3, татары, за убийство настоятеля Парфения, — расстреляны.

В Тамбове — 1, воспитанник 7-го класса местной гимназии Горский, за убийство 7 человек, — присужден к повешению.

В Рязани — 1, солдат, за удар в лицо офицера, — расстрелян.

В Киеве — 1, крестьянин Никифоров, за убийство кол. совет. Соханского, грабеж и поджог, — повешен.

В Варшаве — 1, отставной офицер, за убийство Долинского, — расстрелян.

В Москве — 1, барабанщик Панов, за срывание погон с офицера, — расстрелян. — По отзыву товарищей и начальства, Панов был нрава тихого. Два раза прежде наказанный розгами за самовольную отлучку и пьянство, он, будучи присужден полковым судом, за кражу и побег, в третий раз к такому же наказанию, заявил желание, чтобы его судил военно-окружной суд. Ему отказали. Тогда, чтобы достигнуть этого, Панов, ложась под розги, решился, нанесением оскорбления офицеру, увеличить свою вину и выйти, таким образом, из–под подсудности полевого суда. Но приговор этого суда над ним все–таки был исполнен. В военно-окружном суде, на вопрос председателя, что подсудимый имеет сказать в свое оправдание, Панов, «не перестававший плавать во все время заседания, кинулся на колени, и голосом, прерываемым глухими рыданиями, молил о пощаде». Защитник его заявил, что «подсудимый сознавался ему, что сам ужасается своего преступления; при этом рыдал, как ребёнок, кидался перед ним (защитником) на колени, прося умолять судей пощадить ему жизнь — ради его первоначальной безукоризненной службы, ради бедной, несчастной жены, ради его малютки-сына». Но обвинение «указывало, что из подобных случаев важных нарушений воинской дисциплины за последнее время в округе московского военно-окружного суда настоящий — уже третий…»

На Кавказе, в Шемахе — 6, за убийство и грабеж, — присуждены были к повешению, но, в минуту исполнения казни, помилованы.

И наконец, в конце года, в С.-Петербурге — 1, солдат Ляпунов, за нанесение смертельной раны своему фельдфебелю, приговорен был к расстрелянию, но в минуту исполнения приговора, это наказание заменено другим — пожизненной каторжной работой.

Считаю нелишним привести во всему этому следующую выдержку из двух частных корреспонденций: «смертная казнь играет у нас роль зрелища, спектакля с сильными ощущениями, привлекая к себе массы публики, состоящей из всех классов общества. Смотреть ее возят даже детей». Это в Рязани. А в Киеве: при исполнении казни «много было дам, в экипажах»!

Но возвращаюсь к явлениям более приятного свойства — к пожертвованиям на добрые общественные дела.

Харьковский губернатор, г. Дурново, пожертвовал: 10,000 р. — на устройство в городе биржи, 12,000 р. — на улучшение пожарной части и 25,000 р. — на городскую больницу.

К.А. Попов — 27,000 р. движимым и недвижимым имуществом и 16,000 р. деньгами, — на училище в Большесольске, Костромской губернии.

Девица Мизко, по завещанию, — около 42,000 р. на разные учебные заведения в Екатеринославле, Киеве и Чернигове.

Митрополит Иосиф — со стоимости до 9,000 руб., своих алмазных знаков, возвращенных им в императорский кабинет, — на выдачу премий за сочинения воспитанников духовных академий, и до 20,000 р. в пользу киевского и Виленского училищ девиц духовного звания.

А. Маринаки 23,650 р. — на учреждение стипендий при киевском университете.

Тайный советник Рейнгольд — 6,000 р. — на стипендии при медико-хирургической академии.

От всего же русского народа, со включением проживающих в России всяких иностранцев, пожертвовано, как объяснено уже в другом месте: 1.933,972 р. 32 ¼ коп. на покупку хлеба голодающим!

Мне остается еще указать на некоторые события и явления прошедшего года, так сказать, бесхарактерного свойства, или, как говорится: разные разности.

Много было говорено в прошедшем году, как и в последних предшествовавших годах, об устройстве у нас народных театров. Они еще и доселе не открыты, но в августе прошедшего года, 26-го и 30-го чисел, по распоряжению полицейского начальства, было устроено на Царицыном лугу, в С.-Петербурге, нечто в роде театра-балагана для народа. На подмостках, с декорациями, под открытым небом, в течение двух дней, с полудня до ночи, игралась какими-то вольнонаемными актерами пьеса «Русские святки». Народ, и простой и не простой, стоял перед сценою огромной массой и вел себя как следует! Это была, очевидно, проба и проба, в отношении к благоповедению зрителей, вполне удачная. Но затем вопрос о народном театре остался по-прежнему нерешенным.

Наши моряки все поголовно возмущены и взволнованы были статьею в «Русском Архиве», под заглавием: «Записки Севастопольца», где несколько в ином свете выставлялась их гордость — герой Синопа и Севастополя Нахимов. Против этих «Записок» собиралась подписка на протест и было написано несколько совершенно неприличных и грубых возражений.

В Смоленске, на обеде, по случаю открытия смоленско-витебской железной дороги, публика самым грубым образом прервала речь известного редактора-издателя «Вести», г. Скарятина, и чуть-чуть не пустила в ход кулаки!

В Петербурге, Москве и некоторых других городах Россия отпразднован столетний юбилей друга учащегося юношества, Вас. Анд. «дедушки Крылова».

Нашему поэту — Алексею Васильевичу Кольцову открыт в Воронеже, месте его постоянного жительства и кончины, памятник. Впрочем, говорят, довольно мизерный.

В литературном мире было несколько скандалов или скандальцев; но об них не стоит упоминать.

Россию посетили в прошедшем году, по примеру двух последних лет, редкие гости. Но никто из них не был уже принят так шумно, как приняты были славяне и американцы. Надоели ли нам эти редкие гости, пригляделись ли мы к ним, или же у нас денег мало на блестящие и дорого стоящие угощенья их; или сами гости прошедшего года были не особенно редки и дороги, или же, наконец, мы поняли всю комичность этих восторженных приемов? Неизвестно! С.-Петербуг видел в прошедшем году: своих старых друзей японцев, в лице акробатов общества «Дракон», — где были даже и женщины; посланника страны Кокан; посланника африканской республики — Либерии; одного индейского князя, — служившего прежде в России и после многих лет отсутствия захотевшего взглянуть на свою вторую полуродину; владетельного князя Черногории, — находящегося в С.-Петербурге и в настоящее время и принимаемого везде довольно шумно, и, наконец, знаменитого американского героя, генерала Шермана. Но Шерману у нас положительно не посчастливилось. Его приняли до того тихо, что не имевшие случая видеть его лично, могут даже усомниться — в самом ли деле он находился и, может бить, доселе находится в Петербурге. О нем было только напечатано в газетах; как будто о каком-нибудь капитане Копейкине: «сегодня приехал известный американский генерал Шерман»! Что касается меня, то я серьёзно сомневаюсь, здесь ли он. Если же действительно здесь, то почему не слышно ни о каких общественных обедах, вечерах или пикниках и тому подобное в честь его? Ведь это после Гранта самый знаменитый и самый любимый американский герой, даже может быть более любимый, чем сам Грант. Или, будучи тронуты известным «консервативно-охранительным» духом, не сердиты ли уж мы на него за то, что это был он, который нанес решительный удар рабовладельческим штатам?! Будьте же, господа, стойки и заявите еще раз свои североамериканские симпатии!

Вот и все наши общественные дела и события за прошедший год. — Нет, еще не все! Самые лучшие из них, самые симпатичные я сохранил к концу.

Прошедший год начался блистательно, — при заседаниях съезда ученых естествоиспытателей и любителей естественных знаний, — знаний наиболее полезных и необходимых России в настоящее время, — а окончился торжественным актом в медико-хирургической академии, на котором русская женщина, первая из окончивших в России курс одного из высших учебных заведений, доселе считавшихся исключительно мужскими, получила диплом на докторскую степень! Так называемому, женскому вопросу в прошедшем году особенно посчастливилось. На съезде естествоиспытателей, женщины подали записку или просьбу, чтобы съезд устроил что-нибудь для их образования по естественным наукам. Эта записка принята была и членами съезда и присутствовавшей публикой при громких знаках одобрения — сочувствии публики к женскому вопросу, участие в нем было высказано публично и торжественно. Правда, после съезд отозвался, что в настоящее время он ничего не может сделать для женщин, что это превышает его программу и права; но за то в течение года мысль об устройстве каких-нибудь курсов для высшего, солидного образования женщин, особой школы иди университета росла. На нее отозвались сочувственно с разных концов России. Русские женщины из Смоленска, Полтавы, Кадиша, Тотьмы прислали свои адреса; московские решилась обратиться с просьбою об устройстве такой школы или особых курсов к местному попечителю учебного округа; петербургские обратились с тем же к ректору университета. Ни в Москве, ни здесь ничего из этого пока еще не вышло; да и трудно было ожидать, чтобы это сразу все сделалось, чтобы одним ударом была пробита брешь в этой китайской стене предрассудков, предубеждений и легкомысленного отношения к делу. Но начало уже сделано — заявления сделаны публично, публично высказано было и сочувствие им. Неполучивши дозволения на открытие университета, многие женщины стали слушать у профессоров и неофициальных ученых частные курсы равных наук. Это уже не пустая горячка, не мода, а дело.

Среди этого движения русских женщин, в начале года возвратилась из–за границы г-жа Суслова, где она прослушала полный курс медицинских наук и получила докторский диплом. Русские женщины были этим еще более ободрены, а разные quasi-ученые и образованные мужчины озадачены. Неужели в России признают этот диплом действительным, неужели г-же Сусловой дозволят практику и мы будем иметь доктора-женщину, спрашивали они? Г-жу Суслову подвергли переэкзаменовке и — хотя практиковать ей и не позволили, но докторское достоинство за ней сохранили, так сказать, даже удвоив его, кроме цюрихского, еще петербургским экзаменом. Потом из–за границы получается известие, что девица Гончарова признана парижским университетом бакалавром математических наук. М.П. Погодин, человек, как известно, старых времен, находит нужным засвидетельствовать своим авторитетом, что русские женщины способны учиться, потому что в московском университете женщины и девицы ежегодно, в числе от 70 до 100, выдерживают название учительниц такой же точно экзамен, какой сдают воспитанники гимназий для получения права на поступление в университет.

Бодрее же и смелее боритесь русские женщины с препятствиями на открывающемся для вас новом пути, — чтобы помогать потом мужчинам в их борьбе с невежеством и предрассудками.

Обозрение общественных явлений 1868 года кончено. Мне хотелось бы теперь сделать из всего вышеизложенного какой-нибудь общий вывод, отыскать и указать во всех этих фактах какую-нибудь общую черту, которая характеризовала бы собою 1868 год. Но как отыскать ее? Выступает ли она сама собой, или надобно ее придумать и подвести под факты? Последнее, разумеется, не может иметь никакого значения. Но сама эта черта из фактов, один другому противоположных, выступает слабо. Хороший это был год дли России или нет, счастливый или несчастливый? Лучше он 1867 г. или хуже? Шли мы вперед или назад, или стояли неподвижно на одном месте? Народные бедствия… Продолжение благих реформ, снятие военного положения… Увеличение числа монастырей… Не совсем светлая деятельность земства… Живая деятельность по устройству равных обществ и улучшения путей сообщения… Печальное положение университетов и стеснения в области просвещения… «Предостережений» меньше и ни одного собственно-литературного процесса, окончившегося обвинением… Смертных приговоров меньше и еще меньше смертных казней (8, а в 1867 г. 13)… Сочувствие в женскому вопросу и терпимость его…

Помимо того, что прямо касается масса народа, по-видимому, все шло к лучшему, и желательно, чтобы наступивший год был, по крайней мере, таков же. Но насколько все хорошее прошедшего года зависело от внутренней силы, характера, сознательного направления, а не от случайности? Решить это я не берусь.

Л. Р.