В Санкт-Петербургской галерее «MYTH», специализирующейся на работе с молодыми художниками, проходит коллективная выставка «Зал ожидания», объединившая работы Ксении Шевченко, Анастасии Отришко, Веры Айвазян, Лины Ставничук, Милены Стрелковой и Михаила Першко. Все они — выпускники художественно-промышленной академии им. Штиглица, а куратором проекта стал их преподаватель, заведующий кафедрой художественной обработки металла — Кирилл Спассков.

Описанию выставки предшествует эпиграф, взятый из книги «Детство» датской писательницы Тове Дитлевсен: «Рядом с вокзалом жизнь идет полным ходом». И именно эти слова задают вектор взгляда и интерпретации работ. В этом контексте они воспринимаются как своего рода багаж, с которым каждый из художников оказывается на пороге «взрослой жизни», как в зале ожидания.

Но и этот зал, временное место пребывания — насыщенное смыслами гетерогенное пространство, где звучат разные голоса и происходят встречи, только на первый взгляд кажущиеся случайными. Так, художников объединяет нечто большее, чем общий для всех медиум — металл и его сплавы. Но обо всем по порядку.

Выставку открывает работа Ксении Шевченко «Внутренний зверь». Она занимает весь первый зал галереи и состоит из 8 литых волчьих морд, скованных разного рода «ограничителями». В их качестве может выступать как собачий намордник, так и человеческая рука, сжимающая пасть зверя.

Еще одна составляющая работы — короткое зацикленное анимационное видео на ту же тему. Каждый раз, когда шерсть нарисованного волка встает дыбом, а клыки обнажаются, находится способ обуздать животную ярость. Или «сдержать и подавить» — императив, написанный на одной из стен этого зала, придающий работе дополнительную глубину. Совпадают ли субъект, которому принадлежат эти слова и тот, кто осуществляет сдерживающее действие? Является ли цензура самостоятельной? Но даже если так, насколько борьба со зверем внутри себя — осознанная необходимость, а насколько — вынужденная мера? Актуальность этих вопросов сегодня сложно переоценить.

Во втором зале расположены сразу три работы: «Пространство комфорта» Анастасии Отришко, «Кен и Барби» Веры Айвазян и «Относительное постоянство» Лины Ставничук.

Первая представляет собой конструкцию из двух одинаковых по размеру подушек. Одна из них, вполне обычная, находится на вершине постамента, а вторая, сделанная из меди и хранящая отпечаток, «четкий след от лица» (дополнительная подпись к работе), лежит на полу. Они объединены белой тюлью — символом того пути, которой проходит, коллапсируя, желание остаться в зоне комфорта. На мягкой подушке золотыми буквами вышит еще один императив: «остаться здесь». Но этот высокий (буквально) призыв означает, на самом деле, застрять. И напряжение в работе связано именно с соблазном поддаться иллюзии о возможности перманентного пребывания в зоне, или пространстве комфорта.

«Кен и Барби» Веры Айвазян — работа, сообщающая, уже на уровне инверсии имен в названии, об авторской интенции субверсии привычного «порядка» вещей. Это 9 небольших скульптурных композиций из латуни, материала куда более брутального, чем пластик, с которым мы привыкли связывать образы упомянутых кукол. Поэтому и фигуры художницы гораздо большее сходство имеют не с ними, но со скульптурами Джакометти. Такие же длинноногие и хрупкие, сталкивающиеся с совсем не детскими проблемами, «Кен и Барби» Айвазян в очередной раз напоминают о человеческой уязвимости, противостоящей стереотипу о тотальности чужого благополучия, которое они, как пара, обычно символизируют. Надпись на стене сообщает: «У кого-то трагедия, у кого-то счастье».

Наконец, «Относительное постоянство» Лины Ставничук — это «человеческая память» (добавочный компонент названия), точнее ее метафора, представленная двумя объектами — небольшим ковром, лежащим на полу и крупным стальным листом, висящим на стене. На обоих — причудливый узор из металлических булавок, напоминающий мох или морскую растительность. Но если в первом случае он размещается на яркой мягкой ткани ковра со сложным паттерном, то во втором украшают черную, холодную, безжизненную и бедную геометрию стального листа. Возможно, перед нами «изображение» трансформации одного и того же образа в пространстве памяти. И именно в связи с этой работой хочется продолжить, вслед за Спассковым, цитировать Дитлевсен: «Детство затаилось внутри, драное и дырявое, словно проеденный молью половик».

Третий зал галереи отдан под масштабную работу Милены Стрелковой «Высохшее озеро» (или «жажда»). На стену траслируется видео с изображением водоема, чья поверхность покрыта кувшинка. Этот образ — напоминание о прошлом, где озера были полноводными, а растения — настоящими. Тогда как сегодня посетитель ходит по полу галереи, как по сухому дну, а кувшинки из нержавеющей стали только напоминают о тех, что некогда были живыми. Но даже материал не способен обеспечить бессмертие образа: кувшинки ничем не закреплены, одно неверное движение способно разрушить хрупкую красоту работы, которая может быть интерпретирована как в контексте экологической повестки, так и экзистенциального переживания автора.

В последнем, четвертом зале галереи размещена алюминиевая «Дорога к дому» Михаила Першко, в каком-то смысле продолжающая природную тему, заданную Стрелковой. Это странная двухчастная композиция, напоминающая, как верно заметил куратор, о брейгелевской меланхолии. Изображение представляет собой пейзаж, который выглядит так, будто мир, на фрагменты которого мы смотрим — живописное пепелище. Это не просто дорога к дому, но дорога, как гласит подпись под работой, «сквозь обгоревший лес», движение к обретению своего места через преодоление бездомности. Путем преобразование мертвого в живое. При этом кажется, что композиционным центром, пускай и смещенным, в обоих частях является крест, напоминающий о сюжете «путь на Голгофу». Но этот образ, почему-то, не делает финал выставки мрачным. Скорее наоборот, символизирует новое начало, или новый цикл, рифмуясь с закольцованным видео из «Внутреннего зверя» Шевченко.

Примечательно, что Михаил Першко — единственный автор-мужчина на выставке, где все работы выполнены, целиком или частично, из металла. В этом отношении «Зал ожидания» еще и про разрушение все еще существующего представления о мужском и женском в искусстве.

А центральной для всех художников темой оказывается контрадикторность. Она может быть конкретизирована цепочкой таких антиномичных пар: свобода и ограничение, комфорт и дискомфорт, стереотип и реальность, прошлое и настоящее, полнота и нехватка, дом и бездомность.

Авторы фиксируют изменение, скорее негативное, сохраняя, при этом, память о том, что ему предшествовало, его истоке. Иными словами, располагая себя между «есть» и «было». Эта лиминальность присутствует как на изобразительном, так и на языковом уровнях (дополняющие названия подписи к работам). Однако потенциальности в ней больше, чем негативности.

Противоречия сформулированы, настало время для их разрешения и снятия. Время покинуть зал ожидания, выбрав маршрут будущего.