Реч#порт публикует февральскую подборку в рамках проекта «Новосибирская поэзия: 12×12». На этот раз 12 стихотворений выбраны поэтом Андреем Щетниковым, а сопровождают их работы художника Сергея Гребенникова.

Январскую подборку можно прочесть здесь.

В чем суть проекта «Новосибирская поэзия: 12×12»? В течение 2020 года 12 экспертов, приглашённых редакцией, опубликуют на страницах Реч#порта подборки, составленные из самых важных, на их взгляд, стихотворений в истории новосибирской поэзии, и прокомментируют свой выбор. В каждой подборке будет представлено 12 стихотворений, написанных 12 разными авторами. Тексты, уже опубликованные в рамках проекта, не должны повторяться в последующих публикациях. Каждая публикация будет сопровождаться визуальным рядом, составленным из работ новосибирских художников.

Юрий Головин

Январская стужа

Позёмка.

Сухие стебли травы

Шевелятся как живые.

Дама в пятнистой шубе

Пробирается сквозь сугробы.

Зимняя дача.

Ветром сдуло гнездо воронье!

Или кто-то плутает в кустарнике

В тёмной шапке.

За двухметровым забором

Сугроб и полынный кустик.

Запретная зона.

Белое поле.

Лыжня увела налево или направо?

Снег везде одинаков.

Я уже договорился с собой: включать в эту подборку не «самое важное из Новосибирской поэзии» (кто я такой, чтобы судить о том, что важно, что нет — да и вообще мне такие суждения представляются бессмысленными), а то, что меня когда-то задело и запомнилось и вспоминается снова и снова. А посему начну с отрывка из чудесной книжки Юрия Головина «Иллюзии этой зимы», для которой я придумал типографику, а Женя Малков сделал чудесные иллюстрации. В Новосибирске хайку пишут разные люди — но те, что собраны в этой книжице, самые несерьёзные и самые настоящие. «Забавляться в хайку» — это прекрасно!

Катя Гольдина

+ + +

У меня есть дерево в кухне за окном.

У меня приятель есть — несуразный гном.

У меня есть бусинка, белая она.

У меня есть песенка, даже не одна.

У меня есть лестница — лазить на чердак,

Есть на этом чердаке творческий бардак.

Есть альбом потрёпанный — изредка листать.

Есть качели во дворе — в небо улетать.

У меня есть облако — на него присесть.

Есть в кармане у меня сказочная весть.

И посуда грязная в раковине есть.

А ещё есть у меня… Да всего не счесть!

У меня есть варежки — в холод одевать.

Есть секреты у меня — прятать под кровать.

Есть заботы разные на пороге дня.

Но порой мне кажется, будто нет меня…

Катины песни и стихи многие «серьёзные» поэты часто не замечают: что там ещë за «все эти самые»? А зря, кажется. Катя Гольдина (именно Катя, не Екатерина!) нашла свой язык, свою образную систему — и строит свою вселенную, пусть не самую большую, но зато любопытную и уютную. Ну, а эту песню я помню лучше других — может быть, из–за прекрасного мультика. Кстати, текст я взял именно из мультика: он мне показался более цельным, нежели тот, который я нашëл на бумаге.

Борис Гринберг

+ + +

Люди в снегу

Машины в снегу

Ветер в снегу

(Хокку моего сына)

Что со мной происходит, Боже!

Я не могу

Увидеть ветер в снегу,

А мой двухлетний сын может.

Я вижу барокко бетонных бараков,

Я вижу — витрины залапаны взглядами,

Я вижу за окнами штор катаракту,

Я вижу всё,

    что не может радовать,

Но я не могу

Увидеть ветер в снегу.

Я не великий поклонник комбинаторной поэзии Бориса Гринберга. Круто — да, выше всяких похвал! Но всё равно не моё, это голова должна быть как-то иначе устроена. Мне и шахматы не интересны совсем, и в шашки я всем проигрываю. А вот это простое и совсем не изощрённое стихотворение, которое я услышал где-то в 2000-м на поэтической пятнице в картинной галерее у Назанского, меня поразило сильно.

Александр Денисенко

+ + +

Ещё не померкли цветы луговые

А тополь с женою обнявшись идут

И лошади бродят вокруг легковые

Цветы непомеркшие лижут и гнут

Учитель с учителкой едут в тумане

(Крючков-Бархударов да Бойль-Мариотт)

Крючков-Бархударов смеётся на раме

И крутит педали месье Мариотт

А вот показалась большая большая

Корова корова звезда между рог

Она наклонилась телёнку читая

Зелёную книгу. Зелёный лужок.

О чем ты так горько задумалось, лето?

Забыло на резкость поставить узор…

Стоит восклицательный флаг сельсовета

Да школы неполной пронзительный взор

Напомнит, что в этом берёзовом корпусе

Есть время и место, и род, и падеж…

Где милая мама, как в детстве, не в фокусе

Даст хлеба два томика — с Пушкиным съешь.

Выбрать одно стихотворение у Денисенко не так просто. Но здесь меня вторая строфа убила окончательно и бесповоротно: «Крючков-Бархударов смеётся на раме» — это какое-то невероятное чудо, всё начинаешь видеть. И ещё я скажу, мы люди городские, редко бываем в деревне, — и это очень, очень зря.

Владимир Захаров

Осень

Осень швыряет подмётные письма,

Фуры везут виноград,

В твёрдых прожилках размокшие листья

Требуют, знают, хотят,

Чтоб, человек, ты признался однажды,

Как проигравший в борьбе,

Что отошедшее с осенью каждой

Всё драгоценней тебе.

Что этот мир, затевающий смуту

С жаждою все изменить,

Только и может, что горя минуту

Даром тебе подарить.

Листья, вы — аристократия сора,

И я расслышал ваш глас:

Прошлое нужно от чуждого взора

Жадно хранить, как алмаз,

А как протянешь Харону полушку,

Уж распрощавшись с людьми,

Прошлое, эту родную игрушку,

К сердцу поближе прижми.

Это стихотворение написано в 1972, значит, уже не в Новосибирске. Потом переделано в 1998, и эта переделка сильно пошла ему на пользу; в сети можно найти старый вариант и сравнить. Когда-то я стихотворений Владимира Захарова знал наизусть не меньше десятка, а может, и больше. Несколько и сейчас знаю, и это — одно из них. Слова у него простые, а за словами очень много великой реальности, очень много.

Анатолий Маковский

Море (по Бодлеру)

Свободный человек, недаром любишь море

В нëм как в душе твоей не видно берегов

И что-то близкое ты слышишь в разговоре

Его всегда качающихся волн

Как любишь ты его капризы и угрозы

И сам ты часто так же поступал

И хорошо летают альбатросы

А ты стоишь и наблюдаешь с палубы

Ты сам себе такой же непонятный

Как эта вдаль бегущая волна

Кто скажет про души сокрытый клад твой

А у души какая глубина

И оба вы не знаете покоя

И вечно спорите и с небом и с землёй

А корабли идут на дно морское

Как идеал незавершëнный твой

Вот такой Маковский. Устраивать миф из него я не хочу, здесь мифотворцев и без меня хватает. И выбрал я даже вроде бы как перевод — однако не совсем перевод; и альбатрос сюда из другого стихотворения Бодлера залетел. Но как круто пляшут рифмы, как волны! И какое море настоящее!

Евгений Минияров

+ + +

Проворачивается скрипнувший ставень

опускается хлад осторожный

поднимается роща сквозная

отмыкает простор

поднимает роща сквозная

иллюзорные руки

иллюзорные рифмы витают

понапрасну цепляют воздух

в моем доме сквозняк, в моем доме

осторожный скрип

Нет спасенья, все улетели!

В моем доме свет неприкаянный

озираясь стоит

этот свет никакого цвета

он материализован в форме

хлороформа и фермы

истончившегося моста

берегов не связуют

Посреди же стеклянного света

моя чёрная и последняя

одичавшая бродит надежда

и кричит надрывая душу

потрясая перстом:

— Нет спасенья, все улетели!

Нет спасенья, нет оснований

сомневаться в бренности мира.

Что ж не плачешь ты, схоронивший

ослепительнейшую из любовей;

этот воздух, тебя предавший,

и пустое свое жилище

почему не спалишь?

Так вопит она что сотрясает

напряжённый свод светоносный

на дрожащую нищую землю

он обрушивается со свистом

и к моим распахнувшимся окнам

подступает чёрное небо

всё в алмазных слезах

…Падал свет,

падал хриплыми хлопьями

тишины и, свернувшись улиткой,

улыбаясь улыбкой всеядной,

залегал в пустых деревах.

Эта мученическая гримаса

потаённой нежной печали,

саркастическая улыбка

разуверившегося пророка!

Свет, напрягшись, молчал осторожно —

так, как будто спросить не решался,

и за мной, как магнитная стрелка,

он следил, оставаясь на месте,

только крылья в заплечных мешках

у него трепетали.

Это стихотворение вошло в самую первую книжку артели «Напрасный труд», изданную в 1998 году. Там много чего ещë было: «В деревянном городе мы жили…», «Ангел», «Таня болеет…», «Овеществлëнный образ лунной ночи…». Женя Минияров не боится строить великие соборы из самых банальных камней и кирпичей — а из чего их ещë строить? За что я его и люблю.

Давид Паташинский

+ + +

в лесу в сумерках раздвигая траву клюкою

в поисках гриба или другого какого чёрта

ветви сосен хмурятся словно забыв о чëм-то

и туман стелется над рекою

дома разбив на порции найденные останки

сырого леса опускаешь их в соленую воду

и пальцы скрипят словно покрыл их содой

и за стеной как танки

бродят жильцы чужие мебель сдвигая

и гитару хватая откашлявшись дрянью полдня

понимаешь что уже поздно

жизнь продолжается, но другая

Цикл «На Лукоморье» был опубликован в одном из номеров журнала «Кто здесь?». Я несколько стихотворений из него выучил, чтобы чаще их повторять. Может быть, здесь есть что-то такое «бродское» (в этом стихотворении его меньше, чем в других); но для меня оно оказалось ещё и очень «академовским», и мне кажется, я знаю, о каких соснах идёт речь, надо только перейти через Зырянку.

Юлия Пивоварова

+ + +

Разобраны на кирпичи громады.

Прибрано поле брани.

Закат, словно росчерк губной помады

На воскресном экране.

Я еду к тебе

Через чёрный рынок

Битые три часа.

— Притормозите!

Мне дверь открыла

Тень твоего отца.

Пока по скрипучим суставам лестниц

Мы поднимались наверх,

Хвасталась тень мне: — А здесь был Ленин

И прочие люди — сверх.

А мне… мне неловко в твоём жилище!

Мне хочется здесь винца.

И только дыхание тень колышет,

Тень твоего отца.

Музычка! Заупокойная месса,

Марши разные, вальсы…

Тень указала на спальное место

И убралась восвояси.

Как долго потом я её искала!

Не по себе мне одной.

Тень на диване крота ласкала

В комнатке проходной.

Тень предлагала мне яду, мёду,

Табак… А на пятый день

Она призналась, что ты уже мёртвый…

И скоро ты станешь — тень.

Ты ещё в прошлом году разбился,

Лодку свою разбил…

Откуда тогда ты мне пишешь письма

Находка — Новосибирск?

О чём? Про какие такие скалы

И затянувшийся штиль?

Но тень твоего отца сказала,

Что ты и живой шутил.

Вот — человек, он живой и мёртвый

Так одинаково врёт!

Так что же мне выпить? Яду? Мёду?

Всё-таки лучше мёд!

Теперь-то мне стало куда веселее…

Тебе напишу, и в путь:

— Васенька! Как твоя тень созреет,

Так приезжает пусть!

Если ты беден, я вышлю денег.

Главное, что ты есть.

Разницы нету: тело, тень ли —

Разве что цвет да вес…

Ты не пеняй на судьбину злую.

Тоже мне радость — жить…

Ладно. Как прежде тебя целую…

Не забывай. Пиши!

Это пятая часть большой вещи «Речнику—моряку—человеку», одной из моих у Юли самых любимых. Я колебался, взять сюда первую часть или пятую. Но там все, все хороши. Какая она здесь живая!!!

Иван Полторацкий

+ + +

Умерив священный трепет,

испытываемый веками,

смотри, как играют дети,

для них это просто камни.

праздник в разрезе глаза

преображенье света

в пламенном платье Лазарь

спрашивает совета

у пешки прошедшей поле

золота и лазури

от проступившей соли

больно второй фигуре

с потрескавшимися зрачками

ладонью от солнца тёплой

колокол бьёт о камень

ходят цветные стёкла

Смотри, под горой поодаль

в хрусталике тонут краски.

Дети, завидев воду,

вспыхнули и погасли.

Иван — совсем не тот поэт, про которого я могу сказать, что хорошо его понимаю. Мне кажется порой, что он слишком верит в свою «спонтанность», я же больше ценю продуманность, о которой потом забываешь. А вот здесь да, абсолютно настоящая встреча с Италией, и трепет тоже самый настоящий.

Сергей Самойленко

Кемерово. 30 декабря 1982

Здравствуй, моя желторотая молодость!

Вот мы и встретились через два года.

С зимнего неба ударила молния,

кровь насыщая озоном свободы.

Я возвратился твоими молитвами,

роза, упавшая в лапу Азора.

Север мой серый, восток мой малиновый,

спирт муравьиный и закись азота!

Веером пальцы, позорная музыка!

Спой мне, сыграй, расконвойная Муза!

Вдвое печали и вчетверо мудрости,

вшестеро больше сердечной обузы.

Слух засорён, и язык мой замусорен.

Спой мне по-русски, без мата и фени!

Пахнет мороз, будто корка арбузная,

утро лилово, а вечер сиренев.

Встреть на перроне, окликни по имени,

заполночь прочь увези от вокзала

в синематограф непуганой химии,

в лунный пейзаж горнорудных развалов.

Дай мне напиться, вода приворотная!

Дай мне вздохнуть, стоеросовый воздух!

Смесь кислородная, снадобье рвотное,

снег фиолетовый, синие звёзды.

Был уговор не опаздывать к празднику,

шутка ли — сутки до Нового года.

Слышу взаправду я или мне блазнится

вкус валерианы и жжение йода?

Вольно! Расслабь заскорузлые мускулы.

Шапку долой. Обними идиота.

Пахнет мускатным орехом и уксусом,

хвоей, гвоздикой. Свобода. Свобода.

Вздрогнем, моя безголосая! Нолито.

Чокнемся, выпьем, закусим лимоном.

Ртуть и свинец превращаются в золото,

падают с плеч галуны и погоны.

Бьётся хрусталь и срастается сызнова.

Свет преломляет волшебная призма.

Пой и играй, моя музыка сизая,

в горе и в радости, ныне и присно.

Заключительное стихотворение «Дембельского альбома». Я долго выбирал: ведь есть ещё и «Два стихотворения», и «Появись я на свет…», и много чего ещё. Всё это было написано ещё в ту пору, когда Сергей жил не в Новосибирске. Но это неважно — Новосибирск сохраняет память и о том, что было, и о том, что будет. А ощущение свободы в этом стихотворении такое, что начинаешь идти не по земле, а по воздуху прямо.

Николай Шипилов

После бала

Никого не пощадила эта осень.

Даже солнце не в ту сторону упало.

Вот и листья разъезжаются, как гости,

После бала, после бала, после бала…

Эти двое в тёмно-красном

Взялись за руки напрасно:

Ветер дунет посильней — и всё пропало.

А этот в жёлтом, одинокий

Всем бросается под ноги —

Ищет счастья после бала, после бала.

А один совсем зелёный,

Бурным танцем запалённый,

Не поймет, куда летит — куда попало…

И у самой двери рая

Не поймет, что умирает:

Как же можно после бала, после бала?…

Никого не пощадила эта осень.

Листопад идёт, как шторм в сто тысяч баллов.

И, как шрамы ножевые, на асфальте — неживые

Пятна пепла после бала, после бала.

А это, по моему скромному мнению, самая лучшая новосибирская песня. У кого другие предпочтения, тот другое и выберет. Но эту песню, я надеюсь, все знают?