30 ноября и 1 декабря в Москве прошел фестиваль самоорганизаций — финальное мероприятие двухгодичного совместного проекта Гёте-Института в Москве и ММОМА «Формы художественной жизни». Основным его фокусом стали не вопросы выставочной стратегии и практики, а непосредственно проблемы, связанные с самим форматом работы самоорганизаций во всем их многообразии.

Мы публикуем расшифровку круглого стола, организованного в рамках фестиваля кураторкой Наталией Протасеней (экс-галерея Red Square) и посвященного способам осмысления сестринства и солидарности, многообразию феминистского дискурса, популяризации феминистского знания, этике и принципам женских художественных самоорганизаций, а также проблемам созависимости, которые неизбежно возникают в художественных активистских горизонтальных объединениях.

В круглом столе приняли участие активистки, кураторки, художницы и исследовательницы: Катарина Кох и Мари-Анне Коль (alpha nova & galerie futura); Лика Карева (cyberfemzine.net); Нурия Фатыхова (She is an Expert); Ира Цыханская, Вика Чупахина, Ульяна Подкорытова, Татьяна Шерстюк (группа «ШШШ»); Лана Узарашвили (FEM TALKS).

Текст подготовлен в партнерстве с Гете-Институтом в Москве.

Наталия Протасеня: Рада приветствовать вас на нашем мероприятии. Разрешите представить спикерок, которые будут участвовать в сегодняшнем разговоре.

Сегодня с нами кураторки и художницы Катарина Кох и Мари-Анне Коль из берлинской галереи “alpha nova & galerie futura”.

Лика Карева — теоретик культуры, исследовательница кибер- и ксенофеминизма, со-основательница группы и блога cyberfemzine.net (совместно с Йожи Столет).

Нурия Фатыхова — основательница проекта “She is an Expert,” базы данных женщин-эксперток из разных областей, редакторка книги «Делай сам/а. Практики низовых гражданских инициатив» и координаторка программы «Демократия» Фонда имени Генриха Бёлля.

Инициативная группа художниц «ШШШ» — Ира Цыханская, Вика Чупахина, Ульяна Подкорытова, Татьяна Шерстюк.

Лана Узарашвили — феминистская исследовательница и со-основательница образовательного проекта “FEM TALKS” (совместно с Катей Денисовой и Настей Красильниковой), направленного на популяризацию феминисткой теории. В рамках этого проекта организаторки проводят ежемесячные дискуссии, публикуют переводы и авторские тексты, делают подкасты по фем-теории и ведут собственный телеграм-канал.

Мне хотелось бы начать с тезиса о том, что сегодня феминистский дискурс представляет собой мозаичное панно, мерцающее разными гранями, среди которых можно найти подчас противоречащие друг другу программы. Одни направлены на социальную и политическую мобилизацию. Другие проявляют интерес к техно-науке и ксенофеминизму, утверждают, что женщины имеют право на производство собственного знания, на активное участие в производстве новых технологий, на потребление этих технологий. В искусстве мы видим обращение к темам оккультизма, альтернативной медицины, ведьмачества, магии, другого логоса, которые смогли бы дать достойной ответ рациональной логике патриархальной науки. Мой вопрос заключается в следующем: как нам в контексте таких разных взглядов на феминизм, на то, что он может из себя представлять, относиться к такой категории, как женское. Что мы вкладываем сегодня в понятие женского: женского искусства, женской науки, женской политики, женского протеста. И какие у нас сегодня есть способы мыслить женскую мобилизацию, сестринство?

Мне хотелось бы начать с небольшой зарисовки. Сегодня утром я готовилась к дискуссии и записывала тезисы, надиктовывая их для быстроты на телефон. В процессе диктовки некоторые мои слова были распознаны следующим образом: «подкасты по фем-теории» были распознаны как «Хименес-категория». Хименес — это такой футболист, если кто не знает. Я лично не знала. А «популяризация феминистской теории» была изменена на «поляризацию феминистской теории». В связи с этим, я хочу предоставить слово Лике Каревой, которая сделает небольшой доклад о практиках киберфеминизма, его прошлом и будущем.

Доклад Лики Каревой был опубликован на сигме отдельно, его можно прочитать по ссылке — здесь.

* * *

Наталия Протасеня: А теперь Лана Узарашвили расскажет нам о том, каким образом «строительство между умами» осуществляется в команде “FEM TALKS”.

Лана Узарашвили: Здравствуйте. Я не буду останавливаться на истории проекта, хотелось бы только отметить, что мы не являемся проектом институции. Мы самоорганизация — это важно.

Вначале я хочу немного рассказать про схему нашей деятельности. Мы используем инстаграм как основную платформу для популяризации феминистской теории. Мы идём на Sci-Hub, читаем там тексты, делаем краткие пересказы, втроем их редактируем и затем публикуем. Недавно к нам присоединилась Лина Финогенова. Она сама вызвалась нам помогать, и это очень показательно для нашего дискурса, ведь здесь возникают отношения сестринства. На сайте мы публикуем авторские тексты и переводы, т.е. что-то длинное, сложное и теоретическое. Там же мы сотрудничаем с внешними исследовательницами, публикуем тексты, которые они сами нам отправляют. Еще мы организуем лекции, где приглашенные исследовательницы рассказывают про свои проекты.

И здесь возникает некоторая сложность: мы описываем себя как образовательный проект, который так или иначе просвещает людей. Получается, что мы выстраиваем некоторую иерархию. Возникает проблема, которая имеет отношение к сестринству в том смысле, что затрудняет общение между нами и аудиторией. В чем она выражается? Я думаю, что это отсылает нас к вопросу, который был актуален для американского феминизма второй волны, а именно к вопросу общения между женщинами, скажем так, образованными и женщинами рабочего класса. Мы часто думаем о том, как бы нам облегчить наши тексты и контент в целом. Но стоит ли нам намеренно облегчать контент и уровень сложности для того, чтобы настроить коммуникацию? Не ошибаемся ли мы здесь? Не недооцениваем ли мы свою аудиторию, и не является ли это чем-то избыточным в контексте горизонтального сестринства? Ведь для сестринства определяющим концептом является «женское», а когда мы классово это «женское» иерархизируем, то искусственно разделяем женщин.

При индивидуализации феминизма, его либерализации, важно оставить зазор для женского, для коллективного

Еще для нас актуален вопрос денег. Мы не зарабатываем на проекте, и здесь, опять же, встают вопросы сложности и доступа. Если мы нацелены на то, чтобы зарабатывать, то мы каким-то образом должны ограничивать доступ к феминистскому знанию, но в России, где фем-знание является чем-то новым, это дело вредное. Также в России смешиваются разные феминизмы, и смешиваются контексты. Условно, для англосаксонских стран сейчас уже актуален интерсекциональный феминизм, а у нас есть гибридность, есть вопросы, которые актуальны для второй и одновременно для третьей волны. И я считаю, что при индивидуализации феминизма, его либерализации, важно оставить зазор для женского, для коллективного. Потому что есть женщины, которые идентифицируют себя как феминистки, но при этом не считают, что им надо узнавать про его историю, теорию и так далее. Здесь вопрос о том, как нам этот гибрид разобрать.

Наталия Протасеня: Мне кажется, ты упомянула три очень важных вопроса, о которых хотелось бы поговорить всем вместе. Первый вопрос о популяризации феминистского знания: должно ли оно идти по пути упрощения, и, в целом, должно ли женское знание ориентироваться на доступность больше, чем какое-либо другое знание? Второй вопрос: как феминистская наука осуществляет сейчас рецепцию класса? Проще говоря, каким образом пересекается феминистская и классовая теории? Может ли проблема классового неравенства помешать феминистской солидаризации на каком-то из ее этапов? Третий очень важный вопрос: конструкт категории женского. Как нам отвечать на анти-гендерные движения и кампании анти-гендерной мобилизации, которые сейчас набирают обороты в Европе? Давайте попробуем порассуждать на эти темы. Мне кажется, вопрос про женское знание, женскую экспертность и категорию гендера очень ярко проявляется в новом проекте Нурии.

* * *

Нурия Фатыхова: Это классный вопрос, потому что для меня очень важно подчеркивать женское. Кто-нибудь из присутствующих в зале слышал про проект “She is an expert” (далее по тексту Sh.e)? Три человека, хорошо. Sh.e — первая в России платформа, где вы можете найти исключительно эксперток. Когда-то я увидела, что в Германии можно найти спикера для публичного мероприятия в общей базе данных. Меня вдохновил немецкий сайт Speakerinnen.org, который, на мой взгляд, сделан коряво и некрасиво, то тем не менее обладает популярностью, используется разными институциями и поддерживается государством. Тогда я подумала: почему бы не придумать что-то подобное в России. И придумала формат Sh.e — базу экспертов по разным областям, где будут только женщины, чтобы сделать женщин, обладающих опытом, видимыми.

Прежде чем запустить проект, мне важно было понять, нужен ли он вообще. Когда сайт еще не был готов, я сделала анонс и предложила тем, кто хочет быть в этой базе, присылать мне на почту письма. И буквально за три дня пришло более сотни писем от разных женщин со всей страны. У них были потрясающие биографии, и я поняла, что проект нужно делать!

Когда я начала этим заниматься, то поняла, что понятие эксперта очень элитарное. Я спрашивала людей о том, что, по их мнению, значит быть экспертом или эксперткой. И многие отвечали: хорошее образование и чаще всего какая-то научная степень. Я поняла, что не хочу делать проект про тех, кто вписан в структуру и осмеливается заявлять себя экспертом или эксперткой только потому, что прошел девять кругов академического ада. Тогда я решила вернуться к латинскому значению слова эксперт — человек, обладающий опытом, — и предложила такой антиэлитарный подход: если вы обладаете опытом, не важно, в какой области, и готовы им поделиться, то вы вправе называть себя экспертом. Если вы зайдете на she-expert.org, то увидите супер-разные разделы, и не важно, делаете ли вы мебель или пишите трактаты по философии, на сайте вы находитесь на одном уровне.

В нынешней ситуации важно лоббировать сестринство, солидарность

На платформе есть две кнопки: «найти» и «стать». «Стать» — это очень важная история, так как, по личному опыту, наверное, многих из нас, мы всегда ждем, что кто-то извне нам скажет: «Ну вот, теперь ты готова откликнуться на предложение, выступить на такой-то конференции, ты уже созрела, ты экспертка». Многие из нас страдают синдромом самозванки. Нажимая на кнопку «стать», вы проходите совершенно адский момент: вы признаете себя эксперткой, вы мучаетесь. Очень многие говорили мне, что в этот момент они испытали чувство стыда.

Возвращаясь к вопросу про женское. Я очень люблю слово гендер и постоянно им пользуюсь. Мне важно объяснять людям, которые не принимают феминистскую критику, что сексизм, расизм — все это вещи одного порядка. По ходу своей профессиональной практики я пришла к тому, что система патриархата держится на лоббировании, на поддержке. Мужчины поддерживают друг друга. Совсем недавно я читала лекцию «От киберфеминизма до цифрового патриархата», разговаривала с несколькими программистами, и все они утверждали, что цифровизация — это гиперкапитализация нашего пространства. И я решила, что нужно играть по этим правилам и лоббировать женскую часть. Sh.e — проект, который говорит: «Да, мы женщины, которые собрались в команду и решили лоббировать женщин». Я в этом не вижу ничего плохого. Для меня вообще в нынешней ситуации важно лоббировать сестринство, солидарность. И я как человек, имеющий доступ к каким-то ресурсам, в том числе в рамках работы в Фонде Бёлля, не буду стесняться лоббировать и работать на интересы группы, которую я защищаю. Это зеркальное отображение того, как работает мир.

Наталия Протасеня: Спасибо большое, Нурия. Ты затронула тему женской профессионализации, и мне хотелось бы перейти к спикеркам, которые работают в поле художественного производства, и поговорить с ними о том, что значит быть художницей сегодня. Что такое быть художницей внутри самоорганизации? Что такое женская самоорганизация, какие у нее принципы, и чем она отличается от других типов самоорганизаций? Что такое этика самоорганизации? Почему в какой-то момент мы оказываемся вместе (подробнее об этом и о перформансе «Терапевтическая группа», организованном Наталией вместе ? Мне бы очень хотелось поговорить об этом и послушать мнения участников самоорганизаций. Передаю слово Вике Чупахиной и Ире Цыханской.

* * *

Ира Цыханская: Я хотела сказать спасибо девочкам за их доклады, потому что нам как самоорганизации, есть о чем после них подумать. А у нас история больше про чувственное, чем про критическое. Началось все с того, что мы с Викой собрались и сделали совместный проект. Мы назвали его «Лабораторией генетической коррекции ментального смешивания» и нам настолько понравился формат скрещивания совместного опыта, что мы предложили другим нашим знакомым тоже поучаствовать в этой инициативе. На сегодняшний момент у нас вышло уже семь опытов, в которых девочки скрещивали свои художественные практики. В результате получилась такая серия пластических высказываний про чувственное. Оказалось довольно сложной задачей найти новый язык, чтобы говорить вне контекста мужского. Можно сказать, что мы до сих пор в поиске того, как именно возможно говорить про женское. И это, скорее, про образы, про наши художественные практики.

Сейчас в группе около 15 участниц, и мы в некоторой растерянности. Мы не очень хорошо понимаем, как правильно вести наше взаимодействие, существуют проблемы с коммуникацией. Нас много, у нас есть рабочая группа, кто-то больше вкладывается, кто-то меньше, но что нам очень нравится, так это проявление женской связи, которое в какой-то момент включается в проекте. У каждого из нас свои умения, которые можно использовать в конкретных ситуациях. Совершенно неожиданно иногда кто-то один может повлиять на мнение всей группы из 15 человек. Мы открытая группа, мы хотим расширяться, и этот доклад, я надеюсь, поможет нам понять, как это сделать. Присоединяйтесь к нам.

Хотелось бы, чтобы нас самих было больше и чтобы мы больше говорили про «женское»

Вика Чупахина: Хотелось бы, чтобы нас самих было больше и чтобы мы больше говорили про «женское». И, может быть, даже вне контекста политики, хотя это, наверное, невозможно. Все же мы, скорее, про чувственные практики, про художественную пластичность. Да, это традиционный подход к искусству, но тем не менее, нам кажется, что [художницам] необходимо предъявлять какой-то артефакт в виде картинки, видео-работы, графики.

Наталия Протасеня: Спасибо. Сейчас мне хотелось бы перейти к вопросу о так называемых серых зонах внутри самоорганизаций — невидимых границах, которые там существуют, преодолеваются, рушатся и, возможно, сталкивают ее членов друг с другом. Какие мы можем назвать ограничения, которые на нас налагает существование внутри самоорганизации, к чему оно нас обязывает и чем нас наделяет? На какие, возможно, идеологические уступки мы вынуждены пойти? И для самоорганизации, в которой состоит множество людей, я думаю этот вопрос особенно актуален. Каковы границы приемлемого внутри организации, что должно случиться, чтобы вы поняли, что вам больше не по пути? Или же все голоса равны и должны существовать в ситуации полной терпимости?

Я думаю, что каждый будет отвечать на эти вопросы по-своему, но согласитесь, что самоорганизация, помимо прочего — это формат, который связывает нас, и иногда эти связи разрушительны. Возникает зависимость не только от институций и капитала, но также и от своих собственных сестер и братьев. И эта созависимость, которая порождается внутри самоорганизации, а также созависимость внутри сестринства в целом — те темы, которые необходимо сегодня обсудить, во-первых, в теории. Но и на практике в ходе нашего семинара-перформанса — терапевтической группы по созависимости для пострадавших от травмирующего опыта нахождения внутри самоорганизации и арт-сообщества вообще. Семинар женский, но если вы причисляете себя к женскому гендеру, будучи при этом кем угодно, вы также можете к нему присоединиться.

Подробнее об этих проблемах, а также перформансе «Терапевтическая группа», инициированном Наталией вместе с Катей Шадковской и участницами объединения ШШШ, можно почитать в тексте Насти Дмитриевской «Как не ломаться?», также опубликованном на сигме — здесь.

* * *

Лика Карева: Я хотела бы как-то прокомментировать и прояснить собственное понимание некоторых вещей, о которых сегодня было сказано. Капитализм определенно окрашен в темный цвет, это некое зло. Но каким образом это зло устроено? Самая схематичная версия такая: это система, в которой есть нормативный эквивалент, в отношении которого оценивается любой объект или субъект. Раньше было золото, в отношении которого оценивались денежные единицы, а сейчас оцениваются уже и социальные отношения.

И поэтому у меня такой метод размышлений: сначала должна существовать среда, в которой возможно возникновение женского субъекта, а уже из нее мы попадаем в большое пространство, где будучи самостоятельными и имея три ноги, мы можем идти дальше. Продумывать там, конечно, необходимо уже не только женские субъекты, но и различные организации.

Лана Узарашвили: По поводу вопроса об идеологических ограничениях, хотелось бы кое-что обозначить, особенно в связи с нашим проектом. Я думаю, что капитализм изначально предполагает релятивизм, то есть множество равнозначных отсылок. И, соответственно, у нас в проекте — я не знаю проблема это или преимущество, — существуют идеологические расхождения, особенно по вопросам секс-работы и экономики. То есть существуют вопросы, на которые мы отвечаем совершенно разным образом, но это не влияет на работу проекта, потому что мы осознаем, что охватываем разные типы знаний. Это и радикальный, и деколониальный, и либеральный феминизм. То есть мы как бы воспаряем над всем этим.

Говорить о феминизме в России, исходя из одной единственной позиции — это роскошь, потому что у нас в стране нет устоявшегося знания о феминизме в целом

Я не знаю, трудность это или наше преимущество, но я думаю, что это неизбежно, потому что на сегодняшний день мы не можем говорить, исходя лишь из одной единственной онтологии. Это принципиально ограничит круг нашей аудитории. Говорить о феминизме в России, исходя из одной единственной позиции — это роскошь, потому что у нас в стране нет устоявшегося знания о феминизме в целом. И чтобы эту роскошь себе позволить, надо сначала хотя бы осведомить всех о том, что это целое вообще существует. Конечно, нас критикуют за это, как и за то, что на наших лекциях выступают только женщины, но это наша принципиальная позиция. Мы исходим из четкой линии, что есть женское знание, женский опыт, женское имя, потому что мужчины, особенно в академии, два раза что-то расскажут о женщинах, и их сразу все зовут на свои лекции. Не буду сейчас называть имена — все и так знают, о ком я говорю. А наша цель — открыть новые женские имена, встроить в публичный и академический дискурс именно феминистских исследовательниц.

Нурия Фатыхова: Я попробую ответить про самоорганизацию и дать несколько комментариев. Начну с комментария по проекту «ШШШ». Когда его презентовали, то сказали, что он про чувственное, а не про политику. В связи с этим я хочу процитировать Джудит Батлер, которая писала, что «воспроизведение гендера — это всегда переговоры с властью, а переговоры с властью — это всегда политика». И когда самоорганизуются женщины — это всегда политическое действие. Важно это помнить.

Проблема женской самоорганизации в том, что существует хорошая история, существует момент солидарности, где мы вкладываемся в тот или иной проект, осознавая всю ответственность. Но сама самоорганизация сравнима с природой активизма, где каждый самоорганизуется сам по себе и, вступая в контакт, должен приносить какой-то ресурс. Чаще всего этот ресурс мы приносим извне и вырабатываем его внутри очень иерархических структур общества, и поэтому во всех проектах мы часто начинаем воспроизводить иерархии и не-горизонтальность. Я не знаю, плохо это или не плохо.

Мари-Анне Коль: Прежде всего, я хочу поблагодарить вас за доклады и все, что вы сказали. На самом деле, мы могли бы с головой погрузится во многие из затронутых сегодня тем, но я, к сожалению, не могу среагировать на все из них. Так что я просто хочу сказать несколько вещей, обозначить точки, от которых мы можем оттолкнуться, чтобы расширить наше обсуждение…

Возникает ощущение, будто мы все время должны искать оправдания для того, чтобы создавать женские пространства. Я бы вообще не стала так ставить вопрос. Безусловно, такие пространства важны, но они не должны быть наделены раз и навсегда навсегда определенным значением, установив которое, мы могли бы расслабиться и решить, что дело сделано. Наоборот, должна постоянно проводиться работа по уточнению и изменению этого значения.

К вопросу о солидарности. Мне нравится этот термин. Но с ним есть трудность. Солидарность можно воспринять как необходимость найти групповой консенсус, согласиться с ним и остаться таким навсегда. Я не думаю, что это верный путь, если ты хочешь увидеть и услышать других людей и понять, что разные женщины борются с очень разными проблемами. Может быть, поэтому я считаю важным вести беседу на международном уровне, потому что ваша ситуация в России сильно отличается от нашей ситуации в Германии. Поэтому очень важно слушать друг друга. Здесь я хочу процитировать Одри Лорд: «Я не могу быть свободной, если хотя бы одна женщина не свободна, даже если её оковы отличаются от моих».

Враг феминизма, как я это вижу, — не мужчина, а патриархат, и это уже совсем иная перспектива

Я думаю, что это очень важная мысль в контексте нашего разговора о сестринстве. И здесь важно отдавать себе отчет в том, что у всех нас совершенно различный опыт. Поэтому в каждой новой ситуации единственно верный способ действия всегда будет разным. Я также считаю, что мужчины могут быть частью женских пространств, но далеко не в каждом случае, при этом очень важно союзничать с ними. Это союзничество возможно потому, что враг феминизма, как я это вижу, — не мужчина, а патриархат, и это уже совсем иная перспектива. Так что всегда важно иметь пространства для дискуссий, и при этом, конечно, также важно иметь эксклюзивно женские пространства, где будут обсуждаться определенные темы и вестись разговоры, которые нам так необходимы.

Еще одна вещь, которую я хочу сказать, касается проекта с экспертками. Мне очень понравилась ваша мысль о том, что сегодня стать экспертом — это символический акт. Ты нажимаешь на кнопку и становишься экспертом. Я думаю, что это так, потому что ты всегда тот, кем ты уже являешься. Это очень важная идея, ведь в Германии тебя будут считать экспертом, только если у тебя есть ученая степень. Нам необходимо предъявлять все эти документы для участия в любом воркшопе. Для всего, что ты делаешь, тебе необходима бумажка с печатью, которую ставят в институциях. Неважно, что ты в течение 10 лет занимался активизмом и самостоятельно что-то организовывал, — если тебя не учили этому в университете, то это будто бы не в счет. Но на самом деле именно опыт и активная деятельность делают тебя экспертом. Я действительно думаю, что важно укрепить эту идею абстрагирования от чисто академического опыта, потому что она открывает пространство для действия многим людям, которые не имели доступа к университетскому образованию и получению научный степеней.

Татьяна Шерстюк: Меня заинтересовал проект «She is an expert», и мой вопрос тут практического свойства: как предотвратить появления самозванцев на проекте? Потому что если вдруг кто-то из эксперток сделает себе выдуманную биографию, и человек, который к ней обратится через платформу «She is an expert», получит неадекватную услугу, случится не очень приятная ситуация.

Нурия Фатыхова: Мы антилидерский проект. Кто мы такие, чтобы решать, эксперт кто-то или не эксперт? Любая женщина, нажимая кнопку, объявляет себя эксперткой. И тот, кто ищет определенную экспертку на сайте, может прочитать ее анкету и самостоятельно решить, подходит ему этот человек или нет.

Мы уже обсуждали сегодня то, что нам приходится постоянно оправдываться, создавая что-то женское. В мире сегодняшних экспертов с корочками, как в Германии, или просто медийных персон без корочек, как у нас, огромное количество самозванок и самозванцев! Пытаясь создать фильтр, который предотвратит появление самозванки, мы отказываем в уме и самостоятельности тем людям, которые будут обращаться в эту базу. Я даже не хочу ставить этот вопрос, потому что… Посмотрите, сколько у нас сегодня самозванцев! Ну, здорово, самозванцы тоже должны быть.

Из зала (Людмила Зинченко): Вопрос от человека с вечным комплексом самозванки. Я хотела бы обратится к Лике Каревой. Лика, вы описывали позицию, где существуют вот такие соты из разных ячеек самоорганизаций. Я всё время не могу отделаться от мысли, что настанет момент, когда число этих ячеек достигнет критической массы, они начнут выталкивать друг друга, и возникнет точно такая же точно субординация, как в описанной вами первой позиции. Даже в проекте «ШШШ» все равно же существует какая-то субординация. О сестринстве хорошо говорить, это очень круто, но возможно ли оно в реальной жизни? Всё равно же в какой-то момент возникнет сложность, например, та, о которой говорила Лана, — про разницу между женщинами образованным и женщинами необразованными. Да и у художниц по причине образования или активности может возникнуть какое-то неравенство. В итоге вы наткнетесь на те же самые грабли, и возникнет все то, что вы, Лика, описывали в первой позиции: субординация, один лидер сверху и дальше, дальше, дальше.

Ульяна Подкорытова: Я думаю, что у графика с сотами все равно есть верх и низ, а должна быть сфера, в которой нет главного. Сфера, которая будет множиться и распространяться бесконечно, так интереснее. По поводу «ШШШ»: кто-то возьмет на себя ответственность в одной ситуации, кто-то в другой, мне кажется, там не будет борьбы бешеной. Теперь о “FEM TALKS”. Я хотела такую «страшную» историю рассказать: существует самоорганизация под названием «Ждули» — это девушки, у которых есть огромный чат в вотсапе, и они там поддерживают друг друга, пока ждут своих парней из тюрьмы или армии. Там миллион девчонок сидит, они друг другу помогают и, естественно, в этот момент проповедуют основные общечеловеческие ценности: любовь, дружбу и поддержку. И если кто-то из этих девчонок вдруг захочет почитать что-то на вашем ресурсе, то они натолкнуться на барьер непонимания, для них это очень сложный профессиональный язык, потому что это люди совершенно из другой среды.

Если искать какие-то точки соприкосновения между людьми разных профессий или разных сред, то, мне кажется, что такой точкой может быть юмор

Я думаю, что, конечно, не стоит упрощать теоретическую часть: она должна быть сложной и многофункциональной в плане языка, но, если искать какие-то точки соприкосновения между людьми разных профессий или разных сред, то, мне кажется, что такой точкой может быть юмор. Это могут быть какие-то сноски или небольшие картинки, в которых дается краткая информация, с помощью которой ты легко можешь понять какую-то сложную сатиру.

Лана Узарашвили: А мы так и делаем: подписываем и объясняем термины. Все, наверное, знают такого арт-критика, критикессу, Люси Липард. Я переводила её текст, он есть у нас на канале, в котором она говорила об одной своей проблеме: на её лекции приходили женщины рабочего класса, и возник вопрос о том, как облегчить им материал. На что эти женщины стали утверждать, что им не нужно ничего облегчать, и если что-то им будет непонятно, то они откроют книгу и сами все узнают. Но моя проблема состоит в том, что мне не всегда понятно, где язык сложный, а где лёгкий. И еще мне кажется, что когда его облегчаешь, то в нем очень много утрачивается смысла. Остается неясным, как не слишком усложнять и при этом оставить смысл таким, как он есть.

Лика Карева: Да, мне кажется, что здесь можно провести прямую параллель с концепцией ситуативного знания Донны Харауэй. Свобода не дана нам заранее, а есть осознание своих собственных границ. В этом плане я нахожусь на определенной позиции, и у меня нет такой мировоззренческой точки, с которой я могла бы обозревать всех-всех-всех. Поэтому сложно найти ответы на такие политические вопросы, как правильное устройство самоорганизации в целом. В своем графике я исходила, с одной стороны, из того, что это модель психического становления из определенной, конкретной позиции. А с другой стороны, из того, что, когда мы сталкиваемся с тем, что на определенном уровне самоорганизаций становится слишком много, то на абстрактном уровне создаются модели сжатия или капсуляции. Это процессы, посредством которых множества организуются так, чтобы оставить только те аспекты самих себя, которые были бы минимальными техническими требованиями собственного существования. И там уже появляются поэтому эти треножники — распределенные субъекты, которые отказались от человеческой ценности. Они уже не индивиды, они — представители сообществ, но это переключающаяся, распределенная конфигурация «я».

Нурия Фатыхова: Я хотела как раз сказать, что феминистская организация — штука вообще элитарная. Вот мы всё время говорим «антиэлитарная» и подразумеваем «против иерархии». Если мы задумаемся с вами, почему вдруг,сегодня в мире женщины абсолютно разных возрастов, стоящие на разных позициях, начинают солидаризироваться друг с другом и почему, наверное, никогда в истории, ни в одной из волн феминизма — хотя я не люблю рассматривать феминизм по волнам — не было так много проектов, которые говорили бы о женской солидарности больше, чем сегодня. То поймем, что это происходит потому, что впервые в истории, простите, буду говорить страшные вещи, никогда женщинам не было так хорошо, как сейчас. Мы с вами люди разных возрастов, у кого-то из нас есть высшее образование, и это образование не давалось нам каким-то ужасным трудом. И мы с вами уже четвертое поколение, у которого есть пассивное избирательное право, пассивные политические права. По сути, в истории, хотите, капитализма, хотите, любого другого «изма», мы находимся в точке, когда у нас больше всего ресурсов, чем когда-либо. Именно в состоянии, когда нам стало чуть легче, чем раньше, мы можем наконец-то заявлять о себе и озвучивать наши потребности. И в этом смысле, когда ты спрашиваешь на каком языке говорить, я бы предложила говорить тебе на том языке, на котором ты говоришь.

Мы должны деколонизировать внутри феминисткой самоорганизации наши принципы и говорить с теми, кто нас понимает

В каждом обществе всё неравномерно. Мы с тобой элитарная группа, у которой есть свободное время и ресурсы для того, чтобы говорить о феминизме. У кого-то этого свободного времени нет. Но в какой-то момент и у них будет свободное время, и они найдут свой язык и по-своему откроют этот дискурс. Мне кажется, что мы должны как раз деколонизировать внутри феминисткой самоорганизации наши принципы и говорить с теми, кто нас понимает, а кто не понимает, найдет свой язык, и потом в какой-то точке мы встретимся.

Из зала (Людмила Зинченко): Я хотела бы сказать пару слов об элитарности феминизма, если я правильно поняла вас. Однажды я ехала в свою деревню, по дороге была остановка в городе Невидово: на ней было маленькое такое кафе, в котором сидели две женщины, и одна из них рассказывала про знакомую цыганку Розу из деревни. Эта Роза её встречает и говорит: «Слушай, я сейчас ухожу в отпуск, я женю сына». А Роза, она уборщицей, по-моему, работает и воспитывает сына одна. Через месяц женщина снова встречает эту Розу и спрашивает: «Ну что, Роза, женила ты своего сына?». Она говорит: «Нет, не женила, потому что пришли гости, родители невесты, встал ее отец и говорит: “Так выпьем же за главу семьи! Где ваш глава семьи?” Тогда я встала и дала ему в морду». Вот, собственно, такой анекдот.