12 сентября в Питере и 14 сентября на Рихтерфесте в Москве выступит американский тромбонист Дэвид Дав. Вокалист ТОПОТ Аркестра и группы Бензольные Мертвецы Михаил Ципин узнал у Дейва, как импровизацией можно лечить людей, опыте совместных выступлений с культовым композитором Полин Оливерос, а также почему замедленный хип-хоп принято слушать в компании людей, пристрастившихся к кодеиновым сиропам от кашля.

Наш разговор состоялся у Дэвида дома во время подготовки к сентябрьским выступлениям в России. Комната завалена пластинками, примочками, распечатками с нотами. “Духовикам нужно поддерживать форму и тренироваться каждый день” — объясняет он. Также на полке — ряд пустых винных бутылок. Они остались от мероприятия, в котором шесть сольных импровизаций сопровождались дегустацией шести специально подобранных вин с разными вкусовыми качествами.

— Дэйв, только что закончился твой тур. Ты не слишком устал? (вопрос ироничный, т.к. Дэвид играл восемь вечеров подряд с разными музыкантами, но в одной и той же галерее, в 15 минутах от его дома. Проект назывался "David Dove: The Static Tour”).

— Это был особенный тур. В чём- то было проще, но в чём-то — сложнее. У меня возникло острое желание выступить с моими любимыми музыкантами, которые, как и я, живут в Хьюстоне, штат Техас. Например, с Jawwaad из Young Mothers, Томом Картером (Tom Carter) из Charalambides, перкуссионистом и художником Габриэлем Мартинесом (Gabriel Martinez).

— Кстати о музыкантах из Хьюстона. Самое запоминающееся твоё выступление, которое я видел в этом году, было посвящением одному из наиболее значимых американских экспериментальных музыкантов из США.

— Да, это был концерт-посвящение Полин Оливерос (Pauline Oliveros), исполненный квартетом, каждый участник которого был так или иначе связан с ней. Она сама отсюда, и с конца 90-х была моим ментором и проводником в мир импровизационной музыки. А в 2000 году я организовал филиал её Deep Listening Institute. Концерт проходил в гигантской подземной цистерне, которую раньше использовали для водоснабжения. Её объем — как два баскетбольных зала, а продолжительность реверберации — 17 секунд. Сама идея возникла потому, что у Полин была известная запись 1988 года, также сделанная в цистерне в штате Вашингтон.

— Ты знаешь, что Полин Оливерос выступала в России? Если быть точным — в 2005 году на фестивале “Длинные Руки” в клубе Дом в Москве и форуме “Апозиция” в Петербурге.

— Да, сразу после этого у нас с ней был дуэт в Глазго. Я помню, как она упоминала концерт в России, где также выступал Чарльз Гейл (Charles Gayle). Здорово!

— Интересно, что, несмотря на сложности с получением визы и достойного гонорара, в Москву сейчас приезжает довольно много представителей импровизационной сцены и фри-джаза из Европы, Азии и Америки. А российские музыканты выступают за рубежом непропорционально мало. Тем не менее, может у тебя были коллаборации с кем-то из них?

— Хммм… не помню. Хотя нет! Моя подруга Алёна Стручкова, прекрасная альтистка, играет в ансамбле CEPROMUSIC из Мексики. Я привозил их в США и сам выступал с ними в Мехико. Ещё я знаком заочно с творчеством Сайнхо Намчылак из Тувы и трио Ганелина, но в целом, конечно, я мало кого знаю из России. Зато многие мои друзья уже успели выступить у вас. Кто-то из них даже сказал, что “клуб «Дом» стал для нас, как дом”. А всё начиналось ещё когда Дюк Эллингтон (Duke Ellington) и Диззи Гиллеспи (Dizzy Gillespie) приезжали в СССР по программе Jazz Ambassadors.

— В каком виде искусства ты находишь вдохновение, помимо музыки?

— Живопись. Я часто смотрю на картины, размышляя о временном аспекте в восприятии музыкальных и живописных произведений. Почему-то живопись не считают временным видом искусства, хотя любой вид искусства имеет временную характеристику, т.к. его восприятие требует времени. Смотреть на картину — это особый опыт со своим нарративом и динамикой. Взять, например, Марка Ротко, у которого слои краски буквально дышат и начинают двигаться и светиться, если долго на них смотреть. Но ощущать такое становится всё сложнее: люди приходят на музейные выставки красоваться и делать селфи.

Весь этот опыт отражается в моей музыке. Воображая цвета и формы, я могу создавать особые звуковые текстуры, вибрации, медленные переходы и полифонию.

— Ты не только играешь музыку и устраиваешь концерты, но и руководишь некоммерческой организацией Nameless Sound у себя в городе. Вы приводите музыкантов в школы для работы с детьми, причём не каких-то популярных исполнителей, а экспериментальных и джазовых. Что за этим стоит?

— Nameless Sound — необычная организация. Наша команда импровизаторов из Хьюстона еженедельно проводит уроки, в общей сложности, для ста пятидесяти детей.

У наших занятий четыре главные функции: игровая, терапевтическая, обучающая и творческая. На них основана вся теория педагогики. Я убежден, что c помощью групповой импровизации можно развивать и даже лечить людей. Мы работаем с детьми из приютов для бездомных, из центров для мигрантов, из неблагополучных семей, с детьми с ограниченными возможностями. Поэтому для нас важно создавать дружескую инклюзивную обстановку, где каждый чувствовал бы себя своим. Большинство из них не может платить за обучение. А мы берём и приглашаем к ним на занятия гостей-музыкантов с мировым именем: Sun Ra Arkestra, Джо Макфи (Joe McPhee), Кейта Роу (Keith Rowe), Эвана Паркера (Evan Parker), Уадада Лео Смита (Wadada Leo Smith).

— Откуда берутся деньги на такое? В России всё, что касается импровизационной музыки, держится на энтузиастах.

— Я не экономист и не бухгалтер. Всех деталей не объясню. В США такие некоммерческие организации как наша, существуют на пожертвования, которые делают компании и частные лица для получения налоговых льгот. Также в Техасе существует система эндаумент-фондов, дивиденды от инвестиций в которые распределяются в виде грантов. Ещё у нас в городе есть гостиничный налог 11%. Он идёт на поддержку искусства. Заявки на гранты могут подавать не только организации, но и отдельные музыканты и художники.

— Почему на концертах экспериментальной музыки, которые ты устраиваешь принято сидеть и вести себя максимально тихо? Я нигде не видел более камерной обстановки.

— Музыка может быть мощной, но при этом — хрупкой и уязвимой. Она очень зависит от обстановки и слушателей. Поэтому для меня важна культура места: размер помещения, число людей в зале, расстановка стульев. Это как освещение для картин. Перед концертом я всё время переставляю стулья: может сюда или лучше туда? Это будет место для того парня, который всегда приходит один и ни с кем не общается. Эти стулья мы подвинем поближе к сцене, а те поставим у выхода, чтобы кто-то смог тихо уйти.

Также тишина важна при живой записи. У меня есть друг, потрясающий звукоинженер,который профессионально занимается записью симфоний, опер, органных концертов. Благодаря ему, многие наши импровизационные выступления записаны с отличным оборудованием.

— Для выступлений в России ты берешь с собой кейс с гитарными примочками (Ernie Ball VP, Digitech Whammy, Boss DD-20 Giga Delay, Electro Harmonix Holy Grail). Зачем они тебе, тромбонисту?

— Я давно играю на тромбоне и давно исполняю экспериментальную музыку, и давно использую расширенные техники игры, причем акустические. Я могу сделать так, что тромбон зазвучит почти как электрогитара, не используя эффекты. При этом многие джазовые музыканты действительно использовали педали эффектов, например, Майлз Дэвис (Miles Davis). Но мне всегда было достаточно звука непосредственно моего духового инструмента. Всё поменялось однажды, когда меня пригласили поучаствовать в трибьюте на DJ Screw.

Он прославился тем, что в период между 1990 и 2000 сделал не менее трехсот микстейпов с хип-хопом, которые были замедлены для создания эффекта зажеванной кассеты. Часто говорят, что медленный рэп слушали пристрастившиеся к сиропу от кашля с кодеином и прометазином. Но больше всего он был популярен здесь на юге, у тех, кто неспешно разъезжал на огромных старых тюнингованных Кадиллаках, Линкольнах и Малибу по сорокоградусной жаре и слушал медленный хипа-хоп через мощные сабвуферы. Так вот для трибьют-альбома “Screwed Anthologies” и последующих живых выступлений я стал использовать гитарные примочки, чтобы достичь схожего эффекта.

После смерти DJ Screw от наркотиков в 2000 г, его альбомы продолжают распространяться через магазин “Screwed Records and Tapes” в Хьюстоне. Это, наверное, единственный в мире музыкальный магазин, который продает записи только одного артиста. В нём мы познакомились с его отцом, который пригласил нас к себе разобрать архив сына. Теперь на своих выступлениях я порой включаю отрывки из моей коллекции микстейпов DJ Screw.

Дэвид Дав выступит 12 сентября в Питере в культурном центре «Сердце» и 14 сентября в Москве на Рихтерфесте Home Edition в Культурном Центре ДОМ.

Интервью подготовили: Михаил Ципин и Евгений Галочкин.