Запрет на трансцендентное
а) Абсолютная власть имманентного
Возможно самое характерное явление современности — негласный запрет на трансцендентное и, соответственно, абсолютизация имманентного как такового. Этот запрет не был чем-то неожиданным для глобального общества. Он явился результатом долгого метаисторического процесса исключения Не-дефинируемого Принципа из поля общественного внимания. И начался этот процесс отнюдь не в эпоху Просвещения и даже не в эпоху Возрождения, в чём уверены традиционалисты, а гораздо раньше — в эпохи, которые академическая наука маркирует как доисторические. Этот процесс умаления трансцендентного начала заключался в его постепенном опредмечивании, реификации — придания ему субстанционального характера, затем растворения в сущем и, наконец, полном исчезновении из поля зрения человека.
На первом этапе элиминации трансцендентного, оно (трансцендентное) было обозначено словом «Бог» («боги») и введено в актуально существующие теологии, то есть перестало «быть» Не-дефинируемым и подлинно трансцендентным. Понятие «Бог» в религиях уже предметно, субстанционально и вплетается в языковую ткань имманентного, становясь относительно доступным. Слово «Бог», каким бы запредельным содержанием оно не было бы наполнено, это всё равно только слово в ряду несметного количества других слов. И это слово благополучно вписано в аксиоматическую сеть всевозможных понятий, а значит оно по-определению имманентно этой сети, тогда как
На втором этапе (предположительно 17 век, Б. Спиноза) Бог был отождествлён с миром (с сущим) в пантеизме: Бог и мир стали полюсами единой субстанции. И несмотря на то, что в 17-м веке Р. Декарт ввёл апорию между точкой и протяжённостью, косвенно постулируя трансцендентность точки по отношению к окружающему её протяжённому пространству (точка полагалась в качестве радикального разрыва гомогенного пространства), общая тенденция к секуляризации интеллектуальных горизонтов была неуклонной и
И, наконец, в 19 веке Он был окончательно изгнан из ментального поля формально религиозного, а, по сути, секулярного человечества, что засвидетельствовал Ф. Ницше в короткой и ёмкой фразе — «Бог умер».
Расцвет естественных наук в конце 19-го, начале 20-го века только усилил парадигматическую власть секуляризма и позитивизма. А победа в 20-м веке неолиберальной политической и социокультурной модели над фашизмом и коммунизмом окончательно утвердила абсолютную власть имманентного.
На поверхности явлений массированная атака на трансцендентное началась после Великой французской революции в 1789 году. Цель революции — свержение абсолютной монархии и начало постепенной демократизации всего политического пространства нового мира. Логику исключения трансцендентного можно понимать как отказ Нового времени от иерархической вертикали и кастового деления общества. Монархия, королевский двор наряду с церковью выступали проводниками божественного начала, а трансцендентное, в свою очередь, ассоциировалось именно с этой социальной стратой. Введение регистра трансцендентного подразумевает, что кто-то (меньшинство) в человеческом обществе всегда будет ближе к этому регистру, а
Современный мир победившего неолиберализма пристально отслеживает любые процессы в тех или иных областях культуры, связанные с трансцендентным и делает всё возможное, чтобы не допустить его экспансию. В силу того, что трансцендентное может проявить себя в Традиции — в первую очередь в монотеистических конфессиях — эти конфессии выбраны главными мишенями неолиберального общества. Тем более, что монотеизм жёстко и бескомпромиссно выступает против ведущих трендов и тенденций современного неолиберализма, например, феминизма, ЛГБТ-сообществ, легитимации наркотических препаратов, индустрии развлечений, провоцирующую самые древние участки лимбической системы человеческого мозга и т. д.
В академических научных кругах, где балом правят позитивизм и материалистические тренды, любой намёк на тему трансцендентного, тут же со стороны научного большинства подвергается обструкции и нарекается обскурантизмом (читай: мракобесием). Такое положение дел позволяет нам говорить об установившейся тирании неолиберальной системы ценностей как очевидном факте. Если в период французской революции элиминация трансцендентного со стороны системы либеральных ценностей мотивировалась тем, что трансцендентное является метафизическим источником длящейся веками тирании, то сейчас сам неолиберализм демонстрирует тиранические черты, агрессивно настаивая на своей безальтернативности.
Таким образом, в современных интеллектуальных пространствах бытие мыслится как модуляция сложности в «бесконечности» имманентного. Куда бы ни приводила нас самая дерзкая мысль, какие бы ментальные жесты мы бы ни совершали в акте радикального мышления, мы всё равно остаёмся в рамках «бесконечности» имманентного, которое способно растягиваться как резинка и достигать немыслимых размеров, но — и это главное условие — не рваться, не допускать никаких разрывов, тем самым постулируя, что ничего кроме имманентного не существует, всё и вся находятся в ней как в «посюстороннем» абсолюте.
Остаётся добавить, что крайним полюсом имманентизма является физикализм, редуцирующий все ментальные процессы в сознательной жизни человека к физическим параметрам.
б) Реванш трансцендентного
Но так как запрет на трансцендентное затрагивает ни больше, ни меньше как саму базовую интенцию человека к преодалению наличного (читай: имманентного), то в мире всегда происходил реванш трансцендентного.
Вначале отметим, что уже в самом начале зарождения естественных наук большинство учёных были верующими. Немало верующих было и среди учёных 19-го и 20-го вв. Так сложилось, что верующие учёные-естествоиспытатели органично сочетали в своей жизни веру и научную деятельность, которые никак не пересекались.
Но вот на рубеже 19-го и 20-го вв. обнаружились любопытные тенденции, продолжающиеся по сей день. Как контрапункт победоносному наступлению позитивизма на всё «не-научное» и «варварское», в европейских странах стали возникать контркультурные очаги «эзотерического знания». Эти очаги можно отнести к двум непохожим, но пересекающимся линиям — линии интегрального традиционализма, представленного Р. Геноном, Ю. Эволой, М. Элиаде, Т. Бурхардтом, Ф. Шуньоном, и линии независимых «эзотериков», таких как Г. Гурджиев, А. Кроули, Р. Штейнер, Е. Блаватская, активная деятельность которой привела к появлению глобального движения нью-эйдж во второй половине 20-го века (что, в свою очередь, явилось профанацией сакрального, с точки зрения представителей интегрального традиционализма).
В 90-х гг. прошлого века в интеллектуальных сообществах стали говорить о постсекулярном состоянии общества. Впервые об этом упомянул Ю. Хабермас в статье «Вера и Знание» (1). Постсекуляризм своим появлением указал на провал проекта Просвещения, главной задачей которого было максимальное погашение религиозного сознания в обществе и культивация «чистого разума», свободного от иррациональных проявлений человеческой природы: неуправляемых эмоций, аффектов, инстинктов. Но как показывает жизнь, человека очень трудно просчитать, он не исчерпывается суммой сложных алгоритмов и количественными параметрами. В нём всегда обнаруживается нечто непостижимое, не-логическое, сверхрациональное, тайное. Поэтому проект Просвещения был обречён на провал, так как не учитывал всю сложность не-просчитываемой рациональным умом человеческой природы. Хотя справедливости ради скажем, что постсекулярное состояние общества не означает возврата к сакральным ценностям традиционного общества. Речь идёт лишь о комплексном кризисе неолиберальной секулярной системы ценностей.
Ещё одним подтверждением постсекулярного состояния современного мира является всплеск религиозной активности в мусульманских странах. В этой связи любопытны размышления философа Александра Секацкого по поводу активизации исламского фундаментализма:"…духовность это то, что выдергивает нас из повседневности, из облегченного символического и ведет на баррикады, на костры, иногда в тюрьмы, иногда к вершинам власти… переизбыток культуры символического производства Запада связан с минимальной духовностью, с минимальной серьезностью… где все просто так, кроме денег… Можно сегодня сказать одно, завтра другое, из–за всех сил ориентироваться на новизну — чтобы еще сказать новенького…, — в конце концов, скажешь ты это новенькое и, если ты будешь первым, тебе поаплодируют и еще денег заплатят, если будешь не первым тебя не заметят и ничего тебе не сделают… и вдруг выясняется, что существуют миры, устроенные иначе, где не все просто так, где, например, если твои слова звучат как оскорбление святыни, то это должно быть наказуемо… и в этой радикальной серьезности — сила"(2).
Из вышеизложенного становится ясным, что негласный запрет на трансцендентное не способен стереть последнее из коллективной памяти или, по другому, из «коллективного бессознательного». И в тех или иных формах оно всегда будет находить себе путь в социальное пространство, которое будет разрываться изнутри кровавой схваткой между секуляризмом и постсекулярными формами социокультурной реализации.
Примечания
(1.) Хабермас Ю. Вера и знание // Будущее человеческой природы. М.: Весь мир, 2002.
(2.) Секацкий А. Об Исламе, Умме, протестах мусульман и превосходстве Ислама над западной идеологией // Проект Об исламе. Видеозапись доступна по https://www.youtube.com/watch?v=vA5s5dFKKyE