Хроники пикирующей империи. Михаил Меньшиков и его «Письма к ближним»
Издательство «Машина времени» публикует текст, предваряющий первый том полного издания «Писем к ближним» Михаила Меньшикова — монументального цикла, посвященного последним 16 годам жизни Российской империи.
Об уникальном литературном памятнике и историческом источнике, соразмерном целой эпохе. О человеке и времени. О трансформации, через которую проходила Россия в начале XX века и через которую ей всё ещё предстоит пройти.
«Письма к ближним» — издательский проект, не имеющий аналогов в российской истории. С 1902-го по 1917-й — год Февральской, а затем Октябрьской, революции — «Письма» за авторством одного из ключевых журналистов эпохи ежемесячно печатались отдельными тетрадями. Подписчики затем собирали их под домашними переплётами, и каждый год на книжных полках страны появлялись тома этой своеобразной летописи.
Каждый том — интегральный срез жизни русского общества в широком общемировом контексте. От истории повседневности и частной жизни — до
Год за годом на страницах «Писем» оживает страна, ещё не знающая своего будущего. Вся её жизнь — в настоящем, том настоящем, которое вопреки ожиданиям и сегодня далеко от того, чтобы остаться в прошлом.
Возвращение
Место «Писем к ближним» (1902–1917) в русском литературном Каноне, их жанр и композицию, их масштаб сложно определить, вписать в сетку с готовыми привычными координатами. Настолько дочиста их автор был стёрт из памяти страны в советскую эпоху и настолько дочерна впоследствии был затемнён его образ — интерпретациями, предшествующими прочтению, всевозможным ангажементом (не так уж важно, какой масти), водружением на щит самопровозглашёнными друзьями или скабрезными «сенсациями» от воображаемых врагов.
Меньшиков — неудобный автор. Таким он был при жизни, когда, невероятно популярные у современников, «Письма» будоражили умы и снискали ему славу ведущего публициста своего времени (этим пользовались спекулянты, и нередко стоимость номера газеты «с Меньшиковым» мгновенно взлетала). Таким же, не умещающимся в прокрустовом ложе схем и клише, он остаётся и сегодня, спустя более века после смерти.
Для понимания, сколь мало мы знаем о подлинном Меньшикове, стоит вспомнить один казус. Многие годы имеет широкое хождение фотография Михаила Осиповича (она украшает обложки солидных книг и даже страницу в Wikipedia), на которой изображён… не Меньшиков, а совершенно другой человек (результат ошибки атрибуции в одном из архивов).
Ситуация эта очень символична. Нечто похожее происходит и с его текстами, до сих пор публиковавшимися в России в виде фрагментов, обрывков, «объедков», каждый раз проходящих через определённые (как правило, политико-идеологические) фильтры и собираемые в некий букет, в итоге не репрезентирующий, а замещающий автора.
Настоящее издание, будучи результатом кропотливой и длительной работы в архивах, ставит своей целью предоставить читателю возможность наконец соприкоснуться с целым.
Что такое «Письма к ближним»
В 1901-м — году замысла «Писем» — после шестнадцати лет, отданных газете «Неделя», Михаил Меньшиков (1859–1918) по приглашению Алексея Суворина стал сотрудником «Нового Времени» — на тот момент крупнейшей ежедневной газеты, «парламента мнений», как называли её современники. Тексты Меньшикова, выходившие, как правило, по воскресеньям, мгновенно принесли своему автору огромный читательский успех.
В то же время Михаила Осиповича не покидала мечта об издании собственного маленького журнала, в основу которого, начиная с 1902 года, и лягут тексты, изначально публикуемые им в «Новом Времени». «Письмам», сперва задуманным как литературный дневник, будет суждено стать чем-то иным — благодаря самому формату взаимодействия между автором и его подписчиками.
На протяжении шестнадцати лет, вплоть до 1917 года, каждый новый выпуск «Писем» будет ежемесячно печататься в виде отдельной тетради, состоящей из авторских текстов, публикующихся в газете, а также различных дополнений. По мере выхода новых тетрадей, месяц за месяцем, год за годом, подписчики будут подшивать их, заботливо собирая под кожаными переплётами. С каждым новым годом цикл будет замыкаться и начинаться вновь.
В этой цикличности, пребывании в возобновляемом и продолжающемся диалоге, в создаваемой голографичности и заключается секрет того воздействия, которое «Письма» оказывают на сегодняшнего читателя. В соответствии с твёрдым убеждением самого Меньшикова — «печать есть голос всего мыслящего общества» — «Письма к ближним» сохранили для нас этот коллективный голос во всей его полифонии: от крестьян и рабочих — до культурного истеблишмента и высочайших министров.
Подобно машине времени, «Письма» переносят нас сквозь плоскость текста в исторический и конкретный, целостный и живой мир. Наполняя историю измерением контакта, они раскрывают перед нами людей, составлявших нашу страну: так мысливших, так чувствовавших, так действовавших и так ошибавшихся.
«Письма к ближним» словно написаны самой эпохой, самим временем. С одной стороны, Меньшиков, как медиатор, транслирует, передаёт, уступает место, становясь в некотором смысле «прозрачным». В «Письмах» очень сильны диалектические начала, диалог, полилог, в которых соблюдается равноправие сторон, баланс сил, правило «свободного микрофона». Потому и проблемы в них ставятся со всей прямотой (без желания сгладить углы, умолчать), что право голоса дано каждому, в том числе и тому, с кем Меньшиков кардинально расходится во взглядах.
В то же время сквозь это множество мы можем расслышать его одинокий голос, почувствовать его присутствие, проявляющееся в темах, аспектах и самих вещах, на которые направлено внимание автора. «Письмам» свойственна некая прикровенная медитативность. Они к ближним. И именно потому, что адресуются ближним, они в первую очередь к самому себе. И наоборот.
Перед читателем «Писем» предстаёт полная противоречий историческая эпоха во всей её масштабности, и одновременно — соразмерный ей человек. Меньшиков сумел расслышать время, умалившись, не заслоняя собой, но при этом отвечая эпохе собственным уверенным голосом.
Важно, что «Письма к ближним» — это тексты, писавшиеся и печатавшиеся в реальном времени, созданные человеком, живущим в настоящем. Каждое письмо, каждая тетрадь, каждый том – масштабируемые срезы, вновь и вновь фиксирующие настоящее. В них есть принципиальная разомкнутость, сообщающая им некое особое свойство в момент, когда мысленно собираешь их в те или иные последовательности.
В «Письмах» Меньшиков в полном объёме раскрывает особую гамму, свойственную русскому журнализму начала века, поистине становясь автором «энциклопедии русской жизни» своего времени.
От корреспонденций и дайджеста, посвящённых важнейшим событиям и тенденциям, судебной хроники, через социальный очерк, фельетон, зарисовку (своеобразную «физиологию» окружающей действительности), вплоть до развёрнутых эссе нравственного, философского содержания, — Меньшиков рисует подвижную картину изменения политического, культурного, интеллектуального климата эпохи.
Насыщенное фактографическое изображение сменяется глубокой рефлексией, цифры и сводки — судьбами живых людей. Читатель становится свидетелем, очевидцем как многих событий, так и «подземных» течений; а проблемы и язвы повседневной жизни империи раскрывают своё историческое, а подчас и вневременное значение.
Эпоха
Год начала «Писем» (1902) совпадает с началом уникального и во многом узлового периода в российской истории, апогеем которого станет Октябрь 1917-го.
Эти шестнадцать лет — эпоха «поворотных времён», «концов и начал», в горниле которой сгорали бесчисленные противоречия общественной жизни империи…В череде пороговых ситуаций, в изнурительной борьбе.
Тем не менее почти на столетие 1917 год превратит нарождавшиеся чаяния в то, что лишь «зачалось и быть могло, но стать не возмогло» (Фёдор Степун). Именно в семнадцатом году для России по-настоящему закончится «осевой» XIX век. В век двадцатый шагнёт уже другая страна.
…Что-то настойчиво возвращает нас туда — в разрыв, в область неразрешённого конфликта, порождающего хождение по кругу, кризис неосуществлённого перехода, состояние «бесконечного тупика» (Дмитрий Галковский), с которым наше мыслящее общество уже словно срослось.
«Письма» дают возможность, как говорил Виктор Шкловский, остраниться: совершив путешествие во времени, взглянуть на себя сегодняшних, вернуться к себе, отбросить постылые ярлыки, мёртвые схемы учебников, выйти из «повелительного наклонения» истории.
В эти шестнадцать лет произойдёт многое: Русско-японская война и зарождение российского парламентаризма, двухсотлетие Петербурга и «Кровавое воскресенье», «Русские сезоны» Дягилева и реформы Столыпина, Распутин и катастрофа Первой мировой войны. Памятуя о трёх революциях, — это лишь некоторые из сюжетов, превратившихся в символы…
А какая толща реальности скрывается в глубине? …Где нет никаких клише, но есть жизнь, не прерывающаяся ни на минуту и составляющая истинное содержание истории… Письма ведут нас в глубину этой жизни. Спустя столетие мы обнаруживаем, что в формуле, счастливо явившейся Меньшикову, — «Письма к ближним» — ближними оказываемся именно мы.
«Письма», их тон, их тонус, меняются вместе со страной, и читатель — том за томом — может наблюдать эту динамику в особом историческом разрешении, двигаясь при чтении в диапазоне между коротким и долгим (la longue durée) временем истории, как называл это Фернан Бродель. В том же диапазоне, но уже в ином хронотопе, «здесь и сейчас», движемся и мы. Оттого работа читателя с «Письмами» порой приобретает своеобразный, в чём-то медитативный характер, приглашая нас вглядеться в текст как в зеркало.
Мифы, ярлыки и табу
Наследие Меньшикова в советские годы хранилось под спудом. Само имя автора «Писем» было заклеймлено. Робкие попытки потомков и исследователей вернуть Меньшикова отечественному читателю (начиная с 1970-х гг.) после распада СССР сменились тенденциозным издательским половодьем, в ходе которого на смену немоте запрета пришли кричащие ярлыки. Неудобный и неуместный, произвольно присваиваемый или же, напротив, исключаемый и стигматизируемый противоборствующими идеологическими группами, Меньшиков оказался в поле «молвы», долго оставлявшей публике лишь то, что Владимир Бибихин называл «обрывками чужой обобранной речи».
Пока настоящее прочтение Меньшикова остаётся делом будущего, любые политико-идеологические шаблоны, подменяющие собой богатство жизни и мысли, — с трудом выдерживают признания современников и наиболее прозорливых исследователей о том человеке, чьи «политические анализы и прогнозы не щадили ни „левых“, ни „правых“, ни азефов, ни Столыпина» (Юрий Алёхин), а главной заботой которого всегда оставались судьба и будущее родной страны.
Обширный справочный аппарат и корпус примечаний призваны прояснить исторический контекст событий, далеко не всегда понятный современному читателю, и составляют полноценную часть издания, взаимодействующую с оригинальным текстом «Писем».
Адресовано всем интересующимся «поворотными временами» отечественной истории, глубинно родственными тем, в которые живём сегодня и мы.
«Письма к ближним» впервые издаются в полном объёме.