В 2014 году Дамир Стойнич и Дин Захтила, руководители художественного коллектива Labin Express XXI, создали первую Хорватскую индустриальную биеннале. Она, в отличие от Уральской индустриальной, строго привязана к одному промышленному пространству — комплексу шахт города Лабин в Истрии, самом западном и самом крупном районе Хорватии.

Labin Express XXI видит своей целью комплексное развитие шахтного комплекса — в ближайшие пять лет коллектив планирует запуск проекта под названием «Подземный город культуры XXI века», представляющий собой разветвленную сеть галерей современного искусства и общественных пространств, созданных с учетом нужд горожан.

Сценарий Лабина отличается от более тиражируемых вариантов «переупаковки» индустриального наследия. Labin Express XXI не делает ставку на крупные имена из мира искусства и архитектуры — в отличие от, к примеру, Норвегии, привлекавшей всемирно известного архитектора Петера Цумтора для работы над музеем горноцинковой шахты Альманнаювет.

В представлении коллектива работа исключительно с крупными именами вызывает смещение акцентов с локального на глобальное — привлекающее гостей и туристов из других стран, но срабатывающее впустую для горожан. Дамир и Дин видят своей ключевой задачей развитие местного сообщества, на которое они полагался с самого начала работы.

В беседе, состоявшейся весной 2016 года, кураторы озвучили программу развития Хорватской биеннале, рассказали, каким видят и представляют потенциал индустриальных пространств, а также обозначили «точки», в которых могут встречаться крупные бизнесы и культурные институции, — в частности, совместную ориентацию на «утилитаризм»: идеологему и метод, в равной степени важные как для департаментов исследования и развития, так и для художественных центров. Кроме того, они обозначили интенцию, с которой могут сообразовываться художники и культуртрегеры, помещенные в постиндустриальную среду: трансформацию индустриальной дистопии в культурную утопию.

Как вы могли бы коротко описать промышленные центры Хорватии: возникают ли какие-либо новые центры и что они наследуют от промышленных пространств эпохи модерна?

Промышленности Хорватии, за исключением судостроения, не удалось с достоинством пройти переходный период, начавшийся с войны в Югославии, когда Республика Хорватия боролась за независимость. Но и судостроение, особенно в последнее время, находится в очень трудном положении. Если говорить о металлургии и других традиционных отраслях, то, кроме заброшенных фабрик, ничего не остается.

В Загребе и Лабине помещения старых производств стали центрами творческих индустрий и объектами культурного туризма. Можно сказать, что у нас воплощается мировая тенденция — ревитализация бывших промышленных предприятий, превращение их в общественные пространства. Хороший пример — близлежащий город Риека (с населением около 130 000 человек), где в помещении прежней сахарной фабрики “Rikard Benčić” будет размещен Музей современного и модернистского искусства (здесь будет проходить часть программы второй индустриальной художественной биеннале в 2018 году).

Почему для вас важно проводить биеннале в промышленном пространстве?

Сложно отвечать на такой вопрос: много причин. Во-первых, шахта в Лабине и окрестные земли, оставленные промышленниками в начале 90-х, оказалась по сути единственным пространством, пригодным для объектов той визуальной и перформативной культуры, которую мы стремимся продвигать. Здесь огромные пространственные возможности. Это нетронутые 5 000 квадратных метров, которые могли бы уничтожить или застроить — торговыми центрами, банками, чем угодно, но которые удалось отстоять на референдуме в 1991 году.

Во-вторых, пространство во многом влияло на наше мироощущение.

Лабин и расположенный по соседству городок Раша стали промышленными лидерами Истрии, потому что добычу здесь запустили еще в начале XVII века. Шахты в Лабине и Раше предопределили наше художественное видение и продиктовали структуру основного проекта, называющегося «Подземный город культуры XXI века». Этот проект направлен не только на развитие культурных инициатив; одна из целей — демократизация и развитие гражданского общества Истрии.

В-третьих — последнее в списке, но не последнее по значимости: городские поселения под Лабином и Рашей признаны чудом итальянского архитектурного гения. Проект Подлабина создавал Эудженио Монтуори в 1939–1942 гг. Проект новых кварталов Раши — Густаво Пулитцер Финали в 1936–1937-х.

Как вы защищали свой проект перед властями? Как аргументировали целесообразность культурного редевелопмента шахты?

В 1991 году местные власти намеревались ликвидировать все упомянутые предприятия или извлечь из них как можно выгоды — в самом вульгарном смысле слова «выгода».

Первым делом мы подали петицию. Мы подготовили ее в 1992 году; документ подписало 1 700 человек (из 13 000 жителей Лабина). Благодаря поддержке горожан и тому, что в 1993 году мы добились присвоения шахтному комплексу статуса культурного памятника, местным властям пришлось признать общественно-культурную значимость этого пространства и предоставить нам в долгосрочную аренду Лампарну — одно из зданий заброшенных шахт общей площадью в 1 000 кв. м.

Мы привлекли средства партнеров и гранты Европейского союза — и полностью реконструировали Лампарну. В 1998 году пространство открылось для публики и стало первым частным культурным центром Хорватии. Нашим главным аргументом было то, что быт и культурный фон местных жителей обусловлены горнодобычей, Помогло и то, что, признав культурную ценность пространства, городские власти стали абсолютно безучастны. Так наша идея оживить шахту художественными практиками упала на плодородную почву. К сожалению, мы много лет потратили на «оживление» одной из подземных площадей (т. н. VIII Горизонта). Эксплуатируемые площади > 50 000 кв. м., сплошные подземные туннели и залы, высеченные в горной породе. Развивать эту площадку было тяжело, но теперь на 30 метрах над уровнем моря и на 160 метрах ниже поверхности земли есть новое пространство. В целом потребовалось 10 лет, чтобы убедить городские власти в том, что художественная утопия может развивать местное сообщество, и еще 10 лет, чтобы убедить в этом новые поколения жителей Лабина, незнакомые с богатой историей и потенциалом развития бывшей шахты.

Удалось ли вам повлиять на официальный дискурс об искусстве и как можно зафиксировать это влияние?

Одной биеннале, проведенной в 2016 году, недостаточно, чтобы создать влиятельную и серьезную общественную платформу. Но мы сделали важный шаг к трансформации публичной риторики о производстве и восприятии современного искусства. Первая биеннале стала важным событием, маркирующим путь к адаптации дискурса, связанного с вопросом о производстве и восприятии современного искусства. Первая биеннале стала одним из наиболее важных хорватских событий 2016 года в области художественных практик. В будущем мы рассчитываем на более заметную поддержку со стороны страны, региона, города, а также делового сектора.

Считаете ли вы, что искусство может сделать индустрии более различимыми? Помогает ли оно понимать промышленные трансформации? Является ли искусство формой социальной документации?

Промышленность повлияла на искусство в начале XX века (и мы говорим не только о кубизме, футуризме или конструктивизме; мы также имеем в виду «новые духовности» Казимира Малевича, Василия Кандинского, Пауля Клее и Пита Мондриана, возникшие из «геометризации» реальности). И мы верим, что искусство необходимо современной промышленности, оно незаменимо. Утилитарный подход становился эстетической нормой — это видно, если обратиться к примеру Ле Корбюзье или к художникам голландской школы DeStijl, выбиравших грубый и еще более эффективный метод. Парадигма меняется, и утилитаризм вновь возвращается на сцену; он ищет художественные и конструктивные решения в искусстве и дизайне, которые можно подчинить полезности. Меняются культурные коды, но подход возвращается.

Насколько ваша трудовая этика отличается от этики работников индустрии развлечений и так называемой «легкой» промышленности (кино, мода и т. д.)?

Все мы рабочие. Особенно художники (но и звезды кино, и модели в том числе)!

Тем не менее, если мы беремся сравнивать две «трудовые этики», можно сказать, что традиционная промышленная этика создает рабочее сообщество типа «улья» — индивид не столь важен, как технологический процесс. Культурные индустрии делают акцент на индивидуальности, но достигают схожего результата, обращая таких различных и уникальных творцов, их методы в патентованные, брендовые, сериализируемые решения. Способы эксплуатации и потребления объединяют эти две этические системы, кажущиеся диаметрально противоположными.

Каковы обязанности художников, с которыми вы сотрудничаете? Как вы координируете совместную работу?

Обязанности художников определяются куратором, который их избрал. Мы приглашаем кураторов, концепции которых предлагают достаточно интересные ответы на вопросы, поставленные командой биеннале. Наша биеннале — своего рода тренировочный полигон, где мы исследуем ресурсы, которые пригодятся для создания лучшего, возможно, даже идеального общества; определяем, что может гармонизировать технологическое и человеческое взаимовлияние. Полученные выводы мы, безусловно, применим, воплощая наш основной проект — «Подземный город». Мы мыслим его как полностью автономный организм со своими собственными социально-политической, экономической и культурной структурами. Это будет «конкретная утопия» (придуманная Йозефом Бойсом), которую мы трактуем как ИЗОУТОПИЮ — усиленную реальность, изотоп существующей реальности.

В любом случае мы сотрудничаем со всеми, кто согласен с тем, что искусство сегодня — «молодое, всеобъемлющее, современное, жестокое, нравственное и синтетическое» (Манифест Labin Art Express, 1992).

Каким вам представляется промышленное будущее Хорватии? Считаете ли вы, что биеннале способна его прогнозировать, или вы больше обращены к «сейчас»?

Наша биеннале не работает с конкретными проблемами хорватской промышленности. Мы используем более онтологический подход. К примеру, одна из главных тем, с которой мы работаем, — трансформация индустриальной дистопии в культурную утопию. Нас интересует неумолимость технологического прогресса и то, что он обещает человечеству, поскольку он давно достиг точки, в которой имеет смысл говорить о трансгуманизме и симбиотическом сосуществовании машин и человека. Нас волнуют манипуляции с геномом, которые, как мы уверены, станут одной из наиболее важных отраслей будущего. В мире технологических процессов «грядущее» и «сейчас» существуют почти в один и тот же период времени. Расстояние между этими двумя временными метами становится все короче. Разумеется, биеннале будет уделять внимание всему, что происходит сейчас (после капитализма), и постарается предсказать, какие последствия «сейчас» отзовутся в будущем (после гуманности, после демократии, после современного искусства и т. д.).

Беседа проходила в рамках проекта «Философия и практики современного искусства»; первая публикация — издание «Новые миры. Искусство и производство», 2017.