Нужно ли сегодня, в 2020 году, всерьёз писать о Generation «П», имея ввиду как роман Пелевина, так и само поколение, ведь, как заметил, кажется, писатель Быков, к поколению «П» относящийся: книга Пелевина не из тех, по коим можно осмыслять 90-е? Но чем ещё сегодня заниматься, всерьёз, на вялотекущем карантине, как не осмыслением 80-х, 90-х, в целом, того, как мы дошли до такой жизни. Вот и Виталий Манский намедни выпустил фильм про Горбачёва, центральную фигуру той эпохи, кумира П-десятников (я не знаю, что это может значить, но пусть будет так).

Я помню лучшие годы ОМа, когда Игорь Григорьев брал интервью у Жириновского, и говорил тому (повторяя сентенцию позже не раз) о величии Горбачёва, буквально, о том, что он, Горбачёв, Григорьева — кумир. Послушайте, кто в России подходит на роль символа — даже иконы — поколения «П» лучше, чем Игорь Григорьев? Что до меня, то я, как бы это лучше сказать, «птенец гнезда Горбачёва». В том же смысле, в каком Григорьев, как и Пелевин, Быков, Дугин, Охлобыстин, Галковский, Горохов, Манский и многие другие — «птенцы гнезда Леонида Ильича». Это, что называется, base, основа основ когнитивистики: всё в человеке, включая манеру мышления, стиль письма и эротические фантазмы, складывается годам к семи-десяти, в крайнем случае, к двенадцати. Это почти гороскоп имени разобранного мной в тексте «Набоков и русские евреи» Парфенова, еще одного брежневского птенца: берёте год рождения, плюсуете к нему десять-двенадцать лет и на полученном отрезке получаете карту внутреннего пространства, развернутый тезаурус изучаемого человека. Нет, понятно, мир состоит из людей, каждый человек уникален, я сам, например, поздний ребенок, выращенный шестидесятниками, и в чем-то отличаюсь от сверстников, как выросший в Таганроге отличается от выросшего в Твери. Мои родители — это родители поколения «П». И мои старшие сестры — ровесницы Григорьева. И я, на позициях младшего брата, ношу в себе этот штамм, всё так. Но мы тут не о людях, о поколениях говорим. Итак, роман Generation «П» — это манифестация фантазмов поколения Брежнева, прекрасный, ставший каноническим их образец. Тут вам всё: и модный именно в застойную эпоху New Age (в стилистике песен Высоцкого про «треугольник», йогов, переселение душ), и позднезастойное же ощущение зыбкости там, наверху, порождающее бесчисленные теории заговора и концепции, вроде галковской, и поиск «ключей», обходных ходов, чтобы туда, наверх, пробраться. Истина в представлении брежневского птенца — это нечто априори эксклюзивное, нечто «не для всех», как те самые пепси с жвачкой, как качественная колбаса из спецраспределителя, как джинсы и альбом King Crimson «из–под полы», которые достала мама. Мир «птенца Брежнева» отчетливо иерархичен, и все почти голоса поколения «П» занимаются созданием иерархий. Галковский развивает концепции мировых гегемонов, ранжирует мировые культуры от великих до мизерабельных. Григорьев, и прочие «короли глянца» 90-х, издают, по сути, ранжированные каталоги музыкальных альбомов, фильмов, брендов, даже книг (на этой ниве выделяется уважаемый мной колумнист ОМа, литературный критик и переводчик Кузьминский). У Дугина своя «вертикальная иерархия», у Горохова своя, как он от неё не бежит. Если мы сменим локус с культурного на политический, все вышеперечисленные, равно как и многие другие, черты представителя Generation «П» мы найдем, например, у Суркова: то же деление людей на «имеющих» и «не имеющих» доступ, тот же New Age, почти Кастанеда. Прекрасный пример представителя «птенцов Брежнева» в сети — блогер Богемик. Да, птенец Брежнева почти всегда правый, как Trump Tower, при том, что любит он культуру левых, вырос на левацкой насквозь культуре рока 60-х, на «Новом Голливуде», он интерпретирует её по-своему. Вообще важно понимать: культура поколения «П» — это культура интерпретаций par excellence. Для её представителей истинно то, что они сумели вам навязать. Ведь поколение «П» это еще и поколение победившего Nineteen Eighty-Four. Поэтому в Generation «П» столь большое значение предается рекламе. Стоит отметить, кстати, что всё вышесказанное не относится только к российской действительности. «Постмодернизация» (еще одно значение «П» в названии романа») — процесс мировой (и, будем надеяться, обратимый), и какой-нибудь их Тарантино, особенно, ранний, прекрасно вписывается в описываемый в статье ряд наших персон. А то, что «когда в Стамбуле стригут ногти, в провинции рубят пальцы», так это другой вопрос. Впрочем, где он теперь, Стамбул?

Впрочем, revenons à nos moutons. Нужно ли сегодня всерьёз разбирать роман Пелевина Generation «П»? Думаю, несомненно, стоит. Как манифест и утопию «птенцов гнезда Брежнева». Утопию страшную, сбывшуюся на наших глазах в 2000-х и 2010-х. И не стоит обманываться quasi-левацкой риторикой иных представителей поколения «П»: герои этой утопии чувствуют себя в ней как рыбы в воде. Как писал всё тот же Галковский: «черепашки доползли до океана». Вот только это ИХ океан. Нам, «птенцам гнезда Горбачёва», в нем не совсем уютно.