Но я хочу последовать до конца и окинуть взглядом весь потенциал такого фильма, так как здесь образовано поле для деконструкции самой категории "фильм о мести". Самоубийство героя значит для нас "идеальное" исполнение какой-то модели поведения, модели романтичного героя, как указано в тексте. Но что, если всё здесь создано как раз для того, чтобы обрушить и сломать подобные "заключительности"? Если писатель мстит, то мстит он не для нас, не для зрителя, но для себя, а для этого необходимо остаться в живых и наблюдать за агонией обидчика. Писатель следит за бывшей возлюбленной в ресторане, а режиссер за публикой в кинотеатре.
Это будет забавным, но я бы описал "суть" фильма тегом, который мы можем встретить на порностайтах: ruined orgasm.
Тут я и хочу сделать акцент на том, что каждому из описанных нарративов суждено споткнуться, оступиться, рассеять свой заряд, затупиться и провалиться. Герой романа отсутствует на торжестве собственной мести, оказывается без сознания в критической точке события, плошает и совершает глупость. Читающая героиня остается одинокой, "у разбитого корыта", покинутой всеми. Наконец, зритель, объединяя и артикулируя в своём воображении два предыдущих нарратива, остается ни с чем, наедине с собой в пустом кинотеатре, с никуда не растраченным запалом, с "незакрытым гештальтом". Именно здесь режиссер ставить точку, отчуждая опыт мести от самого зрителя. Урожай мести поглощается тем, кто и посеял его семена - писателем. Мелочная, неоправданно масштабная, единственно логически полноценная месть остается с ним, а не кем-либо ещё. Сказать, что писатель убил себя - значит заполучить аффект от мести самому зрителю. Утверждать, что произошло любовное самоубийство - значит завладеть воображаемой позой героя или попросту создать позу для себя, то есть и устранить дискомфорт от отчуждения, предложенного режиссером.
3. И, конечно же, наш зрительский опыт. Именно здесь образуется движимое ядро мстительного аффекта, которое заряжается всеми этими неудачами и невзгодами персонажей, мы ждем развязки, то есть не только мести для "плохих", но и мести, так сказать, сценарию за его унижающее нас вступление.
2. "Реальность" настоящих героев всецело посвящена переживаниям героини - через её воспоминания мы постигаем возможный контекст происходящего, строим свои догадки. Мы узнаем, что героиня несчастлива в браке и вообще в своем житии, ей изменяет муж и над ней нависает тень матери, ибо в итоге случилось так, как она и предрекала ей. Вернувшийся в её жизнь писатель дает ей надежду на месть: месть мужу (измена в ответ - двусмысленность её вечернего наряда) и месть матери ("была права я! он - талантливый писатель, сильный писатель - посмотри на эти эмоции!").
1. Роман, на что надеется зритель и читающий, структурируется как привычная история о мести: читатель и зритель вынужден потерпеть с героем романа крах и унижение, чтобы, в конечном итоге, ощутить оргазмический аффект от наказания плохих парней. Зритель ожидает, что чем "хуже" приходится герою вначале, тем "круче" будет в финале ("Я плюю на ваши могилы").
Я бы хотел, в меру своих сил, немного углубить понимание этого фильма и сместить акцент с третьего варианта рационализации концовки, который выбрал автор, обратно на второй.
Итак, нам ясно, что это - фильм о мести. Но чьей и какой мести?
Так как фильм содержит в себе некое сплетение разнородных нарративов, его возможно разделить на три условных уровня, о которых и будет далее речь: уровень романа, уровень читающей героини и уровень зрительского переживания.
Мне кажется, что Лакан в своём докладе "Значение фаллоса" вполне однозначно указывает именно на то, что половая диспозиция структурирована как раз противоположными "иметь и быть" в отношении фаллоса как означающего.
