Евгений Коноплёв. Экзистенциал ожидания
Предисловие
Набросок данного текста был написан в конце 2015-го года в контексте деконструкции фундаментальной онтологии Мартина Хайдеггера, в свою очередь задумывавшейся как деструкция истории европейской метафизики. Идея материалистической трактовки наследия данного немецкого мыслителя впервые встречается достаточно рано — у его ученика Герберта Маркузе, написавшего впоследствии книгу «Хайдеггерианский марксизм», а также использовавшего ряд ходов мысли своего учителя в работе «Одномерный человек», посвящённой критике идеологических механизмов позднего империализма. Вместе с тем данное начинание не привело к ожидаемым результатам, главным образом вследствие небрежной концептуальной работы, проводившейся Маркузе в поле неомарксистской рефлексивной позиции, отграниченной по некоторым причинам от предшествующего политэкономического марксизма, в особенности его философской части — диалектического материализма.
Необходимость более точной концептуальной работы требует рассмотрения хайдеггерианского поля мысли как сопряжённого с другими полями: картезианским, досократическим, феноменологическим, деконструктивистским, с теорией аффектов, с философией диалога Михаила Бахтина и супрематизмом Казимира Малевича, а также с идеями как неомарксизма, так и классического марксизма. Так, рассмотрение экзистенциала ожидания позволяет прояснить работу концепта настроенности как аффектации, рефлексивно замкнутой на себя, подобно картезианскому Когито, устройство которого обзначено в конце текста "О настроениях философов". Другим существенным моментом для деконструкции всего фундаменталь-онтологического начинания является связь экзистенциалов со схоластическими категориями чтойности (quidditas) и этовости (haecceitas), нашедшими достойное приложение в материалистической диалектике Феликса Гваттари и Жиля Делёза.
Экзистенциал ожидания
Нечто отсутствует. Мы говорим: оно должно скоро явиться, но как скоро явление наступит, мы не знаем. Также это означает, что наступающее может и не явиться, не случиться, не произойти. Или пройти — но мимо. Как много опасных, непредсказуемых, независящих друг от друга и от нас факторов. И всё же… И всё же, если ожидание есть некая, пока что неопределённая, неконкретная и не ясная нам нехватка, то как возможно было бы эту нехватку схватить — и следует ли это делать?
Прежде всего проведём различительные противопоставления: это одно, а это другое; вот разрыв между ними, а вот различие, имманентно-конститутивное для данного разрыва. Проведём диалектическое различие между ожидающим и ожидаемым, имеющее слишком мало общего с какими бы то ни было картезианскими и прочими дуалистическими субъект-объектными топиками. Ожидающее не есть субъект, так как в ожидании отсутствует какая бы то ни было целенаправленная активность, так как цель, к которой активность могла бы стремиться, равно как и предмет, к которому она могла бы быть приложена, в ситуации ожидания отсутствуют. Поэтому ожидание действует на ожидающее десубъективирующим образом, полагая его активность как бесцельную и беспредметную. Таким образом, ожидающее не имеет в процессе своего ожидания ни цели ни предмета, что в свою очередь может быть понятно как лишённость, либо свобода как в плане репрезентации, так и в плане действительного функционирования. В самом деле, отсутствие цели понимается как негативная бесцельность, своего рода бесполезность либо непригодность. Но всё могло бы быть совершенно иначе, но только если цель понимается и принимается как некая пред-заданность, связывающая желание с определённым результатом, который может последовать, а может и не последовать в потоке событийности. Так же и лишённость предмета активности может быть понята диалектически, как свобода от приложения сил, от другого ожидания, следующего за приложением силы и ожидающего свершения её последствий, вслед за которыми следуют другие, третьи и так до бесконечности, что ожидание никогда уже не может быть приостановлено, но становится перманентным состоянием материальных тел, прерываемое в отношении каждого из них лишь их собственным распадом. Значит ли это, что всякое ожидание уже-всегда есть ожидание собственного распада? По всей видимости, так сказать было бы некорректно, так как отношение ожидания и его прекращения имеют синтетический, а не необходимый характер, так как дождаться можно не только своей смерти, а
Исследуем теперь проблему с противоположной стороны, из фокуса ожидаемого, которое (не)определяется двояким способом: во-первых, в плане репрезентации как цель, явление которой снимает напряжение пустого восприятия; и
То же самое справедливо и в отношении приходящего объекта как предмета приложения сил: приходящее нечто остаётся сокрытым в бесконечно складчатой поверхности самого себя, и потому непознаваемо. И прилагая к нему силы, прилагающий не знает, к чему он их прилагает, оказываясь вынужден ожидать неведомых последствий своих действий, совершённых вслепую. Конечно, в данном случае, как и с восприятием, снимается напряжение ожидания, сила настороженности и внимательность восприятия растрачиваются на являющийся образ и приходящий объект. Сами оказываясь недоступными восприятию и приложению силы, растрачиваемыми, таким образом, на нечто, отличное от самих себя. Иначе говоря, между десубъективированным ожидающим и неопределённым ожидаемым лежит пространство разрыва между ними, как если бы ситуация ожидания очерчивала своего рода эллипс о двух фокусах, на расстоянии от которых и распределяется отношение (не)-наступающего события, ускользающего от какого бы то ни было определения и конститутивного для всего поля восприятия и действия сразу.
Похоже на то, что структура ситуации имеет вид двойной трансгрессии, выводящей за пределы сначала «субъекта», который лишается способности действовать и воспринимать активно в неопределённом мерцании отсутствующего ожидаемого — а затем ожидаемого, смещающееся наступление которого само полагается в качестве предмета приложения сил и восприятия, замыкая их на самих себе и конституируя тем самым план чистой виртуальности. Суть дела в том, что ожидание как ожидание явления, события, встречи, само существует явно, проходяще, случайно. В самом деле, когда ожидают, то ожидают, когда нечто явится — то есть станет явным, хватаясь за нечто, которое должно стать наличным, теряют само ожидание, которое всегда существует лишь явно, ни от кого не скрываясь — но слишком явно для привязанного к наличию внимания, оставаясь для него невоспринимаемым. Поэтому ожидание существует явно. Также, когда ожидают, то ожидают некоего события — по-латински e (x)ventum, что и значит буквально (про)-ис-ходящее, то есть выходящее из виртуального в число актуальных объектов и проходящее среди них обратно в виртуальность. Поэтому ожидание существует проходяще. Наконец, когда ожидают, то ожидают встречи с ожидаемым, а встреча в древнерусском именовалась случением, которое может произойти, а может и не произойти — или, лучше сказать, происходит с некоей вероятностью, что и нашло своё отражение в современном понятии случайного.
Из чего следует, что хотя ожидание есть ожидание отсутствующего, само оно определено как присутствующее отсутствие, которого ждать вовсе не нужно, а тот, кто ждёт, что уже всегда при нём как некто, закосневший в своих суждениях, восприятиях и действиях. Также из этого следует, что ожидание парадоксально сочетает в себе актуально бесконечное ускорение и бесконечное замедление, так как его процессуальность, исключающая разрешение, представляет собой бесконечно отложенное наступление ожидаемого, которое медлит наступить на протяжение всей вечности — а его событийность наоборот, имманентно присуща всякому объекту в любой момент времени, настигая его сразу же по мере его происхождения. Иначе говоря, ответ на вопрос: долго ли нам ещё ждать ожидания, имеет парадоксально-диалектический ответ: если ждать, то долго, а если нет — то сразу же. Впрочем, результатом здесь становится не
Теперь ясно, что нельзя сказать, будто мы приблизились к определению понятия ожидания, если только под приближением мы понимаем конкретизацию «его самого» — которого, как раз таки, и нет, и не будет, каковое отсутствие является условием его синхронного присутствия во всякой ситуации этого ледяного космоса.
Тем не менее, какая-то конкретизация, определённо произошла, но произошла как бы латерально, в стороне от главного обвиняемого исследовательского процесса, положительного разрешения которого мы все уже давно ждём. Как если бы окаймляющая тело проблемы смысловая территория фрагментировалась и артикулировалась сама в себе, экстернализовав своё неразличимое в качестве абсолютно-внешнего, приостанавливающего её собственное осуществление.
Метафизическое, позорно-бессильное ожидание события могло бы быть сменено имманентным событием ожидания как