Бодрийяр по-своему интерпретирует запрещенный научно-фантастический роман о мировом заговоре с целью уничтожения всех женщин, который в определенной степени напоминает «Гибель Титана» — пророческий роман о гибели «Титаника». Лишь за упоминание этого произведения философ неоднократно подвергался упрекам, а данную главу, также, как и главу «Не жалей Сараево!», даже требовали изъять из американского издания книги «Совершенное преступление». Первое издание на русском этой самой переводимой работы философа, прямого продолжения «Симулякров и симуляции» планируется в этом году. Возможно, вместе со сборником «Заговор искусства», поскольку они взаимосвязаны.

Обратная сторона Преступления

С нашествием Виртуальности мы вступаем не только в эру ликвидации Реального и Референциального, но также в эру истребления Другого.

Это эквивалент этнической чистки, которая охватывает не отдельные народы, а безжалостно преследует все формы инаковости [altérité] [1].

Инаковость смерти — предотвращением ее с помощью агрессивной терапии [2].

Инаковость лица и тела — вытравливанием с помощью пластической хирургии.

Инаковость мира — стиранием с помощью Виртуальной Реальности.

Инаковость каждого из нас — которая однажды будет упразднена с помощью клонирования отдельных клеток.

И совершенно ясно, что инаковость другого растворяется в процессе непрерывной коммуникации.

Если информация является местом совершенного преступления против реальности, коммуникация является местом совершенного преступления против инаковости.

Коммуникация кладет конец другому.

Переговоры кладут конец врагу.

Комменсализм [3] кладет конец хищничеству.

Абсолютная позитивность кладет конец негативности.

Бессмертие клонов кладет конец смерти.

Идентичность и дифференциация кладут конец инаковости.

Половая индифферентность [4] кладет конец соблазну.

Гиперреальность, Виртуальная Реальность кладет конец иллюзии.

Транспарентность кладет конец тайне.

Конец судьбы.

Совершенное преступление.

Мир без женщин

«Мир без женщин» (Il Mondo senza Donne, 1935), роман Виргилио Мартини [5], описывает губительные последствия некой загадочной болезни (названной в итоге фаллопитом [fallopite]), которая уничтожает всех женщин детородного возраста — от периода полового созревания до менопаузы. Симптомы этой болезни, описанные за пятьдесят лет до его появления, поразительно напоминают симптомы СПИДа. По невероятному совпадению эта болезнь появляется на Гаити, а затем распространяется по всему миру. А по еще одному парадоксальному совпадению причиной этой болезни, перед которой наука оказывается бессильной (также, как и перед СПИДом), в итоге оказывается заговор гомосексуалистов [6] с целью истребить весь женский род [7]! Эпидемия стремительно распространяется, все девочки-подростки и молодые женщины исчезают, а человеческому роду начинает угрожать вымирание. Остальное, полное драматических поворотов действие романа напоминает скорее саспенс. Но главная идея, идея истребления женственности [féminité] — жуткая аллегория уничтожения всякой инаковости, где женский род — метафора, а возможно, больше, чем метафора [8].

Вирус, жертвами которого мы все являемся, и вовсе не аллегорически, — это вирус, уничтожающий инаковость.

И с еще большей уверенностью, чем в случае со СПИДом, можно предсказать, что никакая наука не сможет спасти нас от этой вирусной патологии, которая, преодолевая [force] антитела и иммунные стратегии направлена на прямое уничтожение другого. И если этот вирус в данный момент не затрагивает биологическую репродукцию рода людского, он затрагивает еще более фундаментальную функцию — символическую репродукцию другого в пользу клонируемого, бесполого размножения индивида без роду и племени. Потому что быть лишенным другого, это означает быть лишенным пола, а быть лишенным пола, это означает быть лишенным символической принадлежности к любому роду вообще.

Сразу же после выхода в Италии в 1953 году (почти двадцать лет роман оставался неопубликованным из–за отказа издателей [9]) он был запрещен и изъят из продажи в связи с обвинением в обсценности, хотя по сути нет ничего менее порнографического чем мир без женщин. Но это было всего лишь уловкой [alibi], чтобы утаить более пугающую [panique] идею, которая скрывается за уничтожением женственности — идею о гораздо более чудовищном уничтожении — идею о мире, который полностью отдан во власть [livré] Того Же Самого.

Это буквально конец отчуждения. На другой стороне никого больше нет. Когда-то в этом виделась идеальная цель субъекта — полное обретение [appropriation] себя и распоряжение собой.

Сегодня мы замечаем, что отчуждение защищало нас от чего-то более худшего — от окончательной потери другого, от экспроприации другого тем же самым.

В немецком языке есть два, казалось бы, синонимических термина, однако их различие весьма значительно. VERFREMDUNG означает становление-другим, чуждым самому себе, то есть отчуждение в буквальном смысле; тогда как ENTFREMDUNG означает лишение [dépossession] другого, то есть потерю всякой инаковости. Так вот, намного серьезней быть лишенным другого, чем себя. Утрата другого хуже, чем отчуждение, это смертельное повреждение [altération], вызванное отменой самой диалектической оппозиции. Неустранимая дестабилизация, дестабилизация субъекта без объекта, того же самого без другого — это полный стазис [другого] [10] и метастазирование того же самого. Печальная судьба как для индивида, так и для наших самопрограммирующихся и автореферентных систем: больше нет противника, нет враждебной окружающей среды — окружения вообще нет, нет внешнего [extériorité]. Это все равно, что отделить биологический вид от его естественных хищников [prédateurs]. Лишенный этой напасти, он может лишь уничтожить сам себя («саморасхищением», «хищнической эксплуатацией» [déprédation], так сказать [11]). Поскольку смерть — самый главный естественный хищник, вид, который мы стремимся любой ценой обессмертить, вырвать из лап смерти — а именно это мы делаем при помощи всех наших технологий замещения [substitution] живого [искусственным] — обречен на исчезновение. Лучшая стратегия чтобы избавиться от кого-то, — это устранить все, что ему угрожает, потому что таким образом со временем он утрачивает и все свои средства защиты; именно эту стратегию сейчас мы и применяем по отношению к самим себе. Устраняя другого во всех его проявлениях (болезнь, смерть, негативность, насилие, странность), не говоря уже о расовых и языковых различиях, устраняя все сингулярности [12] во имя распространения полной позитивности, мы занимаемся устранением самих себя.

Мы боролись с негативностью и смертью, искореняя зло во всех его проявлениях. Но пресекая действие негативности мы спустили с цепи [déchaîné] позитивность, и теперь она стала смертоносной.

Запустив цепную реакцию позитивности, мы запустили в то же время и ее побочный [effet pervers], но совершенно взаимосвязанный [cohérent] эффект — интенсивную вирусную патологию. Потому что вирус вовсе не проявление негативности, напротив, он возникает из избытка позитивности [ultra-positivité] и является ее смертоносным воплощением. Это мы упустили из виду, так же как метаморфозы зла, которые, словно тень, неотступно следуют за развитием [progrès] разума.

Эта парадигма субъекта без объекта, субъекта без другого отмечается во всем, что потеряло свою тень и стало транспарентным [13] для себя самого, вплоть до девитализованных [14], лишенных сущности субстанций: в сахаре без калорий, в соли без натрия, в жизни без вкуса [sel], в следствии без причины, в войне без врага, в страсти без объекта, во времени без воспоминаний [mémoire], в господине без раба или в рабе без господина; — во что мы все превратились.

Что произойдет с господином без раба? В итоге он начнет терроризировать сам себя. А с рабом без господина? В итоге он начнет эксплуатировать сам себя. Теперь обоих объединяет современная форма добровольного рабства [15]: оба порабощены информационными и вычислительными системами — общей эффективностью [управления], общей производительностью. Мы стали, по крайней мере виртуально [16], властелинами этого мира, но объект этой власти, конечная цель [финальность] этого господства — исчезли.

Примечания

[1] Инаковость (другость, непривычность, разность, отличие) — противоположный или противопоставленный элемент в двоичном противоречии: «Я"/другой (эго/другой), Восток/Запад, мужское/женское. Понятие играет важную роль у Фрейда и Лакана и по-разному используется у других авторов. Для Бодрийяра инаковость — это драгоценный и трансцендентный элемент, и его потеря серьезно ослабит мировую культуру растущей идентичности и "высокомерного островного культурного нарциссизма».

[2] Агрессивная терапия — стремлением любыми средствами продлить жизнь безнадежно больного, противоположность эвтаназии.

[3] Комменсализм (сотрапезничество) — в биологии способ совместного существования (симбиоза) двух разных видов живых организмов. В переносном смысле — комфортное совместное сосуществование без конфликтов и антагонизма. Противоположность хищничеству в прямом и переносном смысле.

[4] Половая индифферентность — игра слов: фригидность и сексуальное безразличие, а также неразличение полов.

[5] Мартини, Виргилио (1903-1986) — итальянский писатель-фантаст, большую часть жизни проживший в эмиграции, в том числе из–за своих остросоциальных сатирических произведений.

[6] Данная теория заговора была весьма популярна, а изначально СПИД назывался «Иммунодефицит, передаваемый гомосексуалистами» или «Гомосексуальный рак».

[7] Бодрийяр немного не договаривает: конечная цель заговора — сделать весь мир гомосексуальным.

[8] В следующей главе, продолжающей тему, Бодрийяр приходит к парадоксальному выводу, что «Мир без женщин» — вовсе не аллегория и женственности на самом деле не существует. Есть лишь наше представление о ней, причем крайне неверное.

[9] Есть версия, что роман был опубликован еще в 1936 году в Эквадоре под псевдонимом и на испанском языке. После запрета в Италии переведен на английский, но также запрещен. Позднее со значительными цензурными купюрами роман все же был издан в Англии и Франции, в самой Италии — уже после смерти автора.

[10] Стазис — состояние полной остановки любых физиологических процессов в организмах живых существ. Игра слов: стаз — остановка, метастаз — перемещение, распространение.

[11] Игра слов: prédation — хищничество как поедание других, déprédation — хищничество как поедание себя.

[12] Сингулярность (единственный, особенный) — в философии единичность существа, события, явления.

[13] Tранспарентность (прозрачность, проницаемость) — отсутствие секретности, ясность, основанная на доступности информации; информационная прозрачность.

[14] В западной диетологии существует разделение на девитализованные (слишком рафинированные), добавленные (усилители вкуса, ароматизаторы) и вредные для здоровья вещества.

[15] Отсылка к известной работе Ла Боэси «Рассуждение о добровольном рабстве».

[16] Виртуальное — наиболее распространенное значение: то, что не существует в действительности, но появляется благодаря программному обеспечению. Стоит отметить, что в европейских языках это слово многозначно, и обозначает так же «возможное», «потенциальное», «скрытое», «мнимое», что Бодрийяр и обыгрывает.

Jean Baudrillard. LE CRIME PARFAIT (1995). Перевод: А. Качалов (exsistencia)

Также перевел на русский:

Жан Бодрийяр. Симулякры и симуляция / Simulacres et simulation (1981), рус. перевод 2011 г., — М.: Постум, Рипол-классик, 2015, 2016.

Жан Бодрийяр. Дух терроризма. Войны в Заливе не было: сборник / La Guerre du Golfe n’a pas eu lieu (1991). L’Esprit du terrorisme (2002). Power Inferno (2002), рус. перевод 2015 г., — М.: Рипол-классик, 2016.

Жан Бодрийяр. Фатальные стратегии / Les Stratégies fatales (1983), рус. перевод 2017 г., — М.: Рипол-классик, 2017.