Структура марксистской апологии
У известного писателя Джека Лондона есть эссе: «Как я стал социалистом?» В нём он описывает, как сама жизнь вколотила в него принципы социализма, развеяв веру в предпринимательские и патриотические предрассудки, которыми он прежде страдал. Осознав, что «белокурой бестии» — или на современный лад, «атланту свободного предпринимательства» — прожить, не разорившись в течение полугода, не подорвав своё здоровье, не быв арестованным по подложным обвинениям крайне затруднительно, Джек Лондон понял, что общество должно быть устроено иначе — и в социалистической литературе нашёл ответ, какие силы в уже существующем обществе совершат его качественное преобразование в ближайшем будущем. Описание социализма «от первого лица», выученного на жизненном опыте и принятого всем сердцем, сквозящее у американского писателя в его произведениях, редкого читателя может оставить равнодушным, посторонним наблюдателем.
Иначе построено оправдание социализма у Владимира Ильича Ленина. В своих статьях и книгах он не уставал настаивать на том, что марксизм — целостная научная теория и закономерный продукт развития социального движения и научной мысли своего времени. В статье «Три источника и три составные части марксизма» он характеризует эту универсальную объективность следующими словами:
"История философии и история социальной науки показывают с полной ясностью, что в марксизме нет ничего похожего на «сектантство» в смысле какого-то замкнутого, закостенелого учения, возникшего в стороне от столбовой дороги развития мировой цивилизации. Напротив, вся гениальность Маркса состоит именно в том, что он дал ответы на вопросы, которые передовая мысль человечества уже поставила. Его учение возникло как прямое и непосредственное продолжение учения величайших представителей философии, политической экономии и социализма.
Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, ни с какой реакцией, ни с какой защитой буржуазного гнёта. Оно есть законный преемник лучшего, что создало человечество в XIX веке в лице немецкой философии, английской политической экономии, французского социализма."
Оба способа изложения образуют устойчивую структуру: или вы становитесь социалистом из субъективных, жизненных, прожитых на опыте причин — или усваиваете социалистические идеи из научной литературы, рассуждая объективно. Данная структура объективного и субъективного изложения социалистических идей некоторым образом коррелирует с синхроническим разделением между правым и левым уклонами в социалистическом движении — к примеру, Карл Каутский или идеологи фабианского общества, непоколебимо уверенные в объективности победы коммунизма, явно преуменьшали значимость субъективного принятия коммунистических идей и практического им следования, раз ход мировой истории в конечном итоге всё равно приведёт к их торжеству. Напротив, сторонники левого коммунизма — такие как коммунизм рабочих советов, левое крыло российских эсеров и тому подобные товарищи, полагали, будто без волевого, немедленного практического действия, мировая история не приведёт к социализму, считая излишним изучать объективные условия, при которых их действия имели бы смысл или приводили к результатам не противоположным ожидаемым, как это обычно и случается у малограмотных активистов, обуянных эйфорией прямого действия.
С другой стороны подобное разделение явно коррелирует с диахроническим разделением между ортодоксальным и неомарксизмом. Так, для сторонника ортодоксального, политэкономического марксизма — период которого можно очертить начиная с момента начала деятельности Карла Маркса и Фридриха Энгельса в середине 40-х годов XIX века, и заканчивая трагической гибелью Льва Давыдовича Троцкого, убитого 21 августа 1940-го г. по приказу предателя Октябрьской революции, конченного контрреволюционера И.В. Сталина — существенным является исключение как правых, так и левых уклонов, отрицающих возможность масс идти за пролетариатом, пролетариата объединяться в партию, а партии — следовать объективным, научно познанным законам развития общества. Напротив, для сторонника неомарксизма — период которого можно очертить начиная с момента создания Франкфуртской школы, и до наших дней — существенным является включение в единое движение всех субъективностей, порождённых исключением из капиталистического общества, угнетаемых и эксплуатируемых существующей системой, которая тем самым сама готовит свой конец.
Насколько данные структуры успешно реализуются на их среднестатистических носителях каждый может судить сам, пообщавшись с членами ныне существующих марксистских партий или активистских объединений. По моему субъективному опыту проблема первых в том, что книги Маркса, Энгельса, Ленина, Троцкого (у
Тогда как проблему вторых можно проиллюстрировать следующим анекдотом, произошедшим со мной лет пять или шесть тому назад. Однажды ко мне пришли активисты-зоозащитники с целью убедить меня в том, что ношение меховых изделий — дурно и безнравственно. Пришли они не с пустыми руками, а с агитками, в числе которых оказался календарь, в котором фотография двух пушистых енотов, смотрящих в кадр, была скомбинирована с надписью: «Посмотри в глаза своей шубе!» Надо думать, что у граждан, не знающих зоологии вообще и анатомии глаза млекопитающих в частности, данная агитка должна была возбудить сострадание к несчастным и милым зверюшкам, так похожим на человеческих младенцев, с которых на меховых фабриках сдирают шкуру ради наслаждения богатых бездельников — или что-то вроде этого.
К счастью, ещё в школе я достаточно неплохо учил биологию, и даже занял 38-е место на всероссийской олимпиаде по данному предмету из двух миллионов моих сверстников, поставив встречным вопросом в тупик самих активистов: почему это я должен считать наличие у енотов глаз (а именно в этом и состоял предъявленный на календаре факт), состоящих из сетчатки, роговицы, зрачка, хрусталика и других функциональных частей, основанием для сострадания и тех или иных социально-политических действий, вызванных состраданием, а не рассуждением на холодную голову? Глаза, к примеру, существуют не только у енотов, лисиц, песцов и других пушных зверей — но также у крыс, голубей, блох, комаров и тому подобных организмов — должны ли мы исходя из сострадания к ним прекратить меры, направленные на ограничение их популяций, наносящих вред людям и сельскому хозяйству? И как быть с организмами, не имеющими глаз, в которые можно было бы посмотреть, но которые также являются живыми существами — должны ли мы им сострадать также, как представленным енотам? Науке известно одних только паразитических червей свыше шестидесяти тысяч видов — больше, чем всех млекопитающих и птиц вместе взятых. Наконец, в природе существует великое множество объектов, не являющихся живыми — на каком основании мы должны сострадать одним и безразлично относиться к другим? Если допустимо бороться за освобождение енотов вследствие одного лишь сострадания к ним, не основанного ни на каких рациональных аргументах, то почему бы не побороться за освобождение, скажем, домашних тапочек, если кто-то испытывает к ним сочувствие и духовную симпатию? А именно такую тенденцию мы и наблюдаем в современном постгуманизме, о философских основаниях и альтернативах которой я пишу в статьях "За порогом человечности" и "Тезисы о критических гуманизмах".
Вразумительного ответа ни в тот раз, ни при последующем общении товарищи активисты мне дать не смогли — так как их культурный уровень, увы, был далёк от того, на котором можно смело ставить под вопрос свои собственные убеждения, переопределяя их раз за разом в соответствии с развивающейся научной картиной мира. Условием же повышения культурного уровня той или иной части общества является развитие материального производства, требующего всё более квалифицированных кадров для работы и управления в нём — что и является конечной целью социализма вне зависимости от того, что о нём думают отдельные его представители.
Допустим, однако, наш современник, так или иначе усвоивший социалистическое или коммунистическое мировоззрение — что сегодня вновь ожидаемо становится культурной нормой, спустя некоторое время решил бы отрефлексировать причины, по которым он это сделал, чтобы не брать дурного примера ни с членов «коммунистических» партий, где от коммунизма одно название, ни с активистов, готовых бороться за освобождение домашних растений от заключения их в цветочных горшках. Ожидаемо его изложение, определяемое структурой уже имеющейся аргументации по этому вопросу, развивалось бы в одном из указанных направлений. Либо он изложил бы свои взгляды субъективно, написав что-нибудь в духе «Почему я стал марксистом?», либо сделал бы упор на научную объективность социализма, написав статью в духе «Почему учение Маркса верно?»
Возможно ли сегодня настояние на истинности марксизма в частности и социализма вообще за рамками этой бинарной структуры, по-новому? Одним из возможных и даже очевидных решений, не претендующих на абсолютную новизну, однако смещающее соотношение уже данных противоположностей, является из взаимное выражение: субъективного принятия через объективное доказательство и наоборот. Подобное взаимное выражение является приложением принципа мезотичности как возможности истинного единства противоположностей, сформулированного Михаилом Лифшицем в рамках материалистической диалектики как онтогносеологии.
Итак, в чём состоит преимущество марксизма перед всеми остальными научными, философскими, идеологическими и политическими направлениями мысли? В этом отношении можно выделить три основных вопроса, требующих прояснения:
Во-первых, следует выяснить отношение марксизма к критическому мышлению. Предполагает ли марксизм сомнение вообще, располагает ли методологией сомнения и допускает ли представления о сверхъестественном?
Во-вторых, следует определиться с отношением марксизма к отдельным наукам и к научной картине мира в целом.
В-третьих, следует установить отношение марксизма к практике вообще и к практике политического преобразования мира в особенности.
Иначе говоря, существенными для доказательства или опровержения истинности и превосходства марксизма сравнительно со всеми остальными возможными представлениями являются его критическая форма, научное содержание и практические выводы.